Смятая простыня летит на пол, когда я, замахнувшись размашисто, бью прямо, несколькими выверенными ударами кроша в месиво его улыбающееся лицо. Когда он валится на пол, хватаю его за шкирку, подбираю долбанную простыню — чтоб её! — и волоку Руслана по полу до номера, где меня ждёт Хасан.
Кидаю Самойлова кулем к ногам Габбаса, а сверху швыряю простынь.
— Приблизитесь к моей жене, башку оторву, — сплёвываю под ноги, прямо на корчащегося в крови Руса. — Ты меня знаешь, Хасан. Я не любитель сотрясать воздух. Держись от моей жены подальше, и я позабочусь обо всех наших договорённостях. Ты получишь долю наследника, но только на моих условиях.
2002 год.
Размашистыми шагами разрезаю плоскость больничного коридора, пока Гузель пытаются вытащить с того света. Ситуация осложняется обильными кровопотерями.
Выкидыш. Чёртов выкидыш. Практически двенадцатинедельный плод.
Я поверить не могу, что эта курва действительно нагуляла сопляка, которого успешно пристроили мне в руки вместе с его шлюховатой матерью.
Все бабы одинаковые! Никому веры нет. Каждая ищет выгоду — в постели, в браке, даже в гребанных семейных традициях, или же, скорее, в их отсутствии. Маша Миронова прыгнула в койку к Дубравину и нагуляла приплод, чтобы избежать трудностей с семьёй жениха (то есть, меня) при тех же финансовых выгодах, Гузель Хасанова прыгнула в койку к какому-то ушлёпку и нагуляла приплод, чтобы воспротивиться воле отца, браку ради слияния кровавого бизнеса, противного мужа. Всё одно. Просто оболочка разная.
Как же меня всё это достало! Отныне ко всем бабам у меня будет и отношение достойное — потреблять, млять. Просто потреблять этих продажных шкур. Больше никогда в моей жизни не будет женщины, что проникнет мне под кожу и завладеет моим разумом.
От тяжёлых раздумий меня отрывает Хасан.
Он подлетает ко мне, хватая за шкирняк.
— Ты, дебил, какого чёрта натворил? Ты какого чёрта мою дочь чуть не прикончил? Да я в порошок сотру всё, что тебе дорого! Ты умоешься кровью своей семьи, девки своей подзаборной…
С силой отшвыриваю его от себя, и грузное тело тестя врезается со всей дури в стену. Пока Хасан хапает ртом воздух, я надвигаюсь на него и с лёгкостью отрываю от пола, припирая к стене.
— И пальцем не тронешь никого из моих близких, папаша, иначе все узнают, что ты опозорил честь своей семьи и подсунул Тагоевым гулящую девку, которая заимела приплод задолго до свадьбы.
— Да быть такого не может! — краснеет тот извиваясь. — Ну Серёга, паскуда мелкая…
Я заливаюсь хохотом, отпуская Габбаса. Ай да Дубравин, ай да сукин сын! Наш пострел везде поспел! Всех моих женщин пометил своим ублюдочным семенем.
— Ты же не расскажешь никому, Богдан? Дело-то семейное… — тихо говорит Хасан в мою удаляющуюся спину. Представляю, какой невообразимый водоворот эмоций сейчас захлестнул того, кто не привык просить.
Я ничего не отвечаю. Прямо сейчас я не хочу пачкать руки об эту дрянную семейку.
Всё, что мне необходимо, это найти какую-нибудь шмару и вытрахать весь негатив.
Наши дни.
Габбас улыбается с лёгким прищуром.
— Жену, значит? Ну-ну. Не заиграйся, Богдан, в счастливую семейную жизнь.
— Я сделал то, что нужно, — говорю безразлично, — можешь так и передать. Всё остальное — не твоё долбанное дело. Слово я сдержу, претендентов на долю Дубравина не будет. Не пытайся всунуться в мой дом, не устраивай липовых проверок, не подсылай своих казачков. И убирайся с моего чёртового торжества вместе с этим куском дерьма.
Я сам обрываю наш разговор. В противном случае, выдержка треснет по швам, и я вполне могу хлопнуть его прямо сейчас. Проще уж отсидеть, чем ждать его хода. Да только вот я не уверен, что его семья не продолжит докучать Асе в моё отсутствие.
Ася-Ася-Ася… Чёртова Ася!
Как заезженная пластинка звучит в моей голове её просьба.
«Пожалуйста, будь со мной нежным.»
И хочется в лепёшку расшибиться, чтобы исполнить. Даже если не знаешь ни черта о нежности. Даже если это последнее, что тебе нужно. Даже если это самоубийство.
Я сижу в опустевшем ресторане и глушу одну за другой. Виски разливается по горлу жидким янтарём, придавая приятное онемение во всём теле, отключая долбанные воспоминания, искажённые знанием, что наши самые сокровенные моменты стали достоянием общественности.
Нужно было придерживаться плана. Сделать всё быстро и чётко. Но грёбанная Ася со своими мольбами заставляет меня переступать через себя, через все стремления облегчить жизнь, сделать всё правильно.