— Так ты злишься не из-за того, что я целовалась с другим мужчиной, а из-за денег? — вспыхивает Ася. Её щёки загораются алым знаменем. — То есть, тебе абсолютно всё равно, где, чем и с кем я занимаюсь?! Зачем тогда устроил этот фарс со свадьбой?
— Тормози, кукла! — повышаю голос, съезжая на первую попавшуюся просёлочную дорогу. И торможу сам.
Какой-то перелесок. То там, то здесь листья уже разукрашены жёлтыми и красными мазками, хотя солнце ещё шпарит вполне по-летнему. Сентябрь выдался удивительно тёплым в этом году. Совсем не таким, как восемнадцать лет назад.
2002 год.
Разбирая бумаги в отцовском кабинете — не в доме, нет, потому что он сгорел, — я нахожу неприметную папку в одном из наших представительств. В одном из моих представительств, если быть точнее, пока Хасан не достал меня окончательно, всё здесь принадлежит мне.
В этой папке много снимков и бумаги. Какие-то документы, записи, договора.
Я выкладываю всё это на стол перед собой и внимательно изучаю. На этих потёртых фото моменты наших встреч с Машей Мироновой, её встречи с Сергеем, кошмарный снимок её, распластанной под телом моего друга.
Превозмогая брезгливость, я начинаю рассматривать с особой тщательностью всё с этого момента. На лице Маши навечно застыла гримаса ужаса и боли. Под глазами — размытая слезами тушь, помада смазана от грубых поцелуев, с блузки сорваны пуговицы, руки жёстко зафиксированы железной хваткой руки Дубравина. Это похоже на что угодно, но не на акт взаимной любви.
Листаю документы и нахожу договор, заключённый между Сергеем Дубравиным и… Давыдом Тагоевым!
Вот откуда взялся этот приплод, вот почему она так спешно вышла замуж!..
Они подстроили это. Отец и человек, считавшийся моим лучшим другом, самым наглым и нечестным образом разлучили меня с моей невестой, внушив ей, что я никогда не приму её обратно.
Уверен, другого выбора ей и не оставили. Вынудили вынашивать плод, зачатый от ублюдка. Вынудили стать ублюдку женой.
За долбанный кусок бизнеса, от которого десятками лет кормились наши семьи. Который пошатнул отец Сергея, за что был исключён и повержен род Дубравиных.
И остались только две семьи. Хасановы и Тагоевы. Те, кто изначально имел полное право на ведение дел. Семьи основателей. Пока мой дед не пошёл по тонкому льду и не ввёл активы русских. Пока не свёл наши семьи с Дубравиными.
Хасан всегда был против. Чистокровные татары слишком горделивы, чтобы вести свои нелегальные дела с русскими, чтобы мыть деньги через них.
А потом дед совершил вторую ошибку. Позволил своей дочери выйти замуж за простого русского паренька Давыда Тихонова. Позволил ей рожать детей, мешая кровь. Позволил зятю взять свою фамилию. Слишком много позволил зятю, как оказалось. Потому что мой отец всегда стремился к наживе, не чувствуя меры и не видя преград.
Теперь так много складывается в неидеальную картину, и я сажусь в тачку, двигая в сторону квартиры Хасана.
С мазохистским желанием я хочу убедиться, что всё так. Что он знал, участвовал, приложил руку к тому, чтобы разрушить мою жизнь.
И после продолжительного разговора, в ходе которого подтверждаются мои наихудшие предположения, я мечтаю лишь об одном.
Если бы мой отец был сейчас жив, я бы отправился прямиком к нему.
Только для того, чтобы убить.
Но это невозможно, поэтому я отрекаюсь от семейной фамилии.
Наши дни.
Вырываюсь на свежий воздух, чувствуя, как виски сжимает железными тисками.
Как же всё-таки нелепо складывается моя жизнь, что я даже толком не могу ненавидеть ту, которая и есть причина этой нелепости! И держаться в стороне не могу. Меня, как запойного, тянет и тянет снова к ней.
Всё вышло из-под контроля, и вместо того, чтобы расставить всё по местам, я борюсь с ревностью, что разъедает меня изнутри, и разочарованием, что всё, как всегда, упирается в деньги.
Все бабы одинаковые. Я всегда знал это. Даже если им не оставляют выбора, можно сопротивляться. Можно отстаивать свою точку зрения, своё право прожить жизнь, пусть и очень короткую из-за принятого решения, но свободным человеком. Но они всегда выбирают наиболее выгодную позицию.
Моя сестра, Гузель, Элеонора, Кристина, даже моя горничная. Чего уж говорить о Мироновых, привыкших к колориту Старых Химок?!
Почему меня это так бесит, злит до невероятности? Почему мне так отчаянно хочется, чтобы раз в жизни…