— Дорогая синьора, не окажете ли мне честь танцем?
— Я?
Она поборола желание оглянуться, чтобы убедиться, что этот великолепный самец обращается именно к ней, а не к какой-то другой даме позади нее. Но затем вспомнила, что она в волшебном платье. Очевидно, его власть распространялась на всех мужчин.
Она одарила красавца широкой улыбкой и протянула ему руку, счастливая тем, что у нее есть прекрасный повод избавиться от общества Трэвиса.
— Дорогая синьора, — прервал идиллию Трэвис, — сейчас занята.
Если бы Лили не была так смущена столь очевидным поединком мужчин из-за нее, то она рассмеялась бы над тем, как Трэвис напряженно смотрит на своего воображаемого соперника.
С какой стати он решил сегодня продемонстрировать свои права на нее? Особенно когда она точно знала, что не поддастся на уговоры и не станет потакать зову своей плоти, хотя больше всего хотела бы ощутить тяжесть тела Трэвиса на себе. Кроме того, она была почти уверена, что итальянская красотка поджидает его где-то неподалеку, так какого черта он портит ей вечер? Она не упустит шанса потанцевать с красивым иностранцем, хотя его карие глаза блестели не так, как глаза Трэвиса, а в плечах он был явно не столь широк, но все же… Этот парень несомненно был одним из самых интересных мужчин, которые когда-либо приглашали ее на танец.
Не обращая внимания на своего спутника, Лили позволила молодому человеку увести себя. Он прижимал ее к себе с пылом южной страсти. Лили не ощущала ничего, потому что взгляд Трэвиса, похоже, мог прожечь ей дыру в спине. Как бы она хотела оказаться в его теплых сильных объятиях.
Словно со стороны она видела, как танцует с иностранцем. Его руки спускались по ее спине, и она точно знала, что Люк сейчас гордился бы ею. «У Трэвиса никогда не уводили женщину из-под носа», — сказал бы он ей. Лили не думала, что она станет первой, кто накажет его за самоуверенную манеру в общении с женщинами. Она надеялась, что, когда Трэвис увидит, как сильно ее партнер по танцу заинтересовался ею, он начнет желать ее хотя бы на одну десятую больше, чем раньше.
Звуки гитары напомнили Лили о той роковой ночи, которая последовала за ее выступлением на подиуме. Теперь ей казалось, что это было много лет назад. Тогда она была невидимкой, которая вечно пряталась в углу. Трэвис вел жизнь пирата, который бросался только на блеск золота и серебра. Здесь, в Италии, Лили ощутила, как та девочка-невидимка исчезла навсегда. Ее немного пугало, что преображение состоялось так быстро. Однако радость освобождения от кокона, в котором она пробыла тридцать лет, заставляла ее забыть обо всем. Ей хотелось петь и обнимать весь мир.
Она видела перед собой яркий красочный пейзаж. Когда она всмотрелась в итальянца, то невольно ахнула: в его взгляде читалось неприкрытое желание. Конечно, его нельзя было сравнивать с Трэвисом, но этот итальянец был рядом, он был плоть и кровь, и только это имело значение.
Музыка звучала приглушенно, романтично, и Лили во всем слушалась своего партнера. Он прекрасно двигался, и ощущение новизны наполняло сердце Лили. Она была в Тоскане, в объятиях красивого итальянца лет на пять моложе ее.
Вдруг ее чувства обострились. Она осознала, что Трэвиса не было за их столиком. Прошла минута, и он перехватил ее у итальянца, не говоря ни слова. Она прижалась к нему всем телом, ощутив, как топорщится ткань на джинсах, угрожая сорвать застежку.
Лили даже не успела сообразить, куда девался ее партнер. Все, что ей было понятно, — она нашла свою гавань. Она была в родных объятиях, в объятиях Трэвиса.
Им словно был дарован повтор ночи модного показа, и Трэвис точно так же, как тогда, увел ее после танца на улицу. Однако на этот раз в их поведении не было той жадности, с которой они набросились друг на друга в Сан-Франциско, когда Трэвис увез ее на свою холостяцкую квартиру, — они были окружены загадками Тосканы.
Трэвис, похоже, знал, куда увести ее, и они проследовали мимо отеля, туда, где обрывалась дорога у разрушенной древней стены. Через мгновение они оказались в оливковой роще, и Трэвис шел так быстро, что Лили едва за ним поспевала.
Он оглянулся и схватил ее. Сквозь ветки виднелась луна, освещая хищное выражение лица Трэвиса. Лили задрожала, когда он прислонил ее к стволу дерева. Листва тихо зашумела, и несколько олив упало на землю.
— Ты моя, — сказал он, находя ее губы.
Его теплое дыхание согревало ее, и ей показалось, что сердце перестало биться. Он прижался бедрами к ее ногам. Она вся раскрылась ему навстречу. Еще один поцелуй, и она не сможет собой владеть.