Ольга Кузьмина
Будь моей сестрой
Третий день с берега слышались пьяные крики и визг, пахло дымом и шашлыками. Там вовсю праздновали Купалу. Туристы съезжались к бухте возле посёлка Импилахти каждое лето. Димкина бабушка ругалась, что весь берег изгадили, и запрещала соваться близко, чтобы не научили дурному. Димка и не совался. Он тоже не любил туристов. Из-за них приходилось каждый вечер прятаться за кустами, чуть ли не ползком пробираясь по тайной тропке через камни, которые так и норовили вывернуться из-под кроссовок.
В этот раз он всё-таки упал, саданувшись коленом так, что аж искры из глаз посыпались. Джинсы, потёртые на коленях, порвались. Ну и ладно, моднее будут. Димка постоял, растирая ногу, поддёрнул лямки набитого рюкзака и похромал дальше. Тропка вывела прямо к любимому валуну Импи. Сама она стояла в воде, закинув руки за голову. Вся светлая, как белая ночь. Длинная рубашка, вышитая зелеными нитями водорослей, просвечивала насквозь. На голове сказочной короной сиял венок из белых цветов. Димка радостно заулыбался, как всегда, когда видел Импи. Скажи ему кто ещё месяц назад, что он подружится с настоящей русалкой – на смех бы поднял.
– Ты пришёл! – Импи обернулась.
– Ага, – Димка сбросил рюкзак. – Привет. Я хлеб принёс и сыр, как ты просила.
– А молоко забыл?
– Держи, – он вытащил из бокового кармана рюкзака дедушкину фляжку.
Импи потянулась к ней и вдруг отдёрнула руку.
– Ты раньше в бутылке приносил.
– Да все бутылки разобрали. Бабка туристов ругает, а сама им молоко продаёт. А что не так с фляжкой-то? Я её вымыл, – в доказательство своих слов он отвинтил крышку и отхлебнул, хотя не любил молоко.
– Там знак, – Импи поджала губы. – Внутри.
Димка присмотрелся. Действительно, внутри крышки были выцарапаны какие-то каракули.
– Руны, что ли?
– Нет. Это древнее рун. Защита от таких, как мы, чтобы молоко и воду не портили.
– А ты портишь?
– Чего ради добро переводить? Я молоко люблю, – Импи сложила ладони ковшиком. – Лей сюда.
Пила она не спеша, смакуя каждый глоток.
– Это что же получается, – спросил Димка, осторожно подливая ей молоко, – мой дед колдуном был?
– Это едва ли, – Импи облизала ладони. – Я бы знала. Мы колдунов чуем и не забываем. Но твой дед ведь не отсюда родом?
– Ну да. Он рассказывал, что они из Питера переехали. Сразу после войны. Может, фляжку ему подарили?
Импи покачала головой.
– Такое только своим дарят. Кто-то в твоём роду был из знающих.
– Получается, я потомственный колдун? – Димка вытряхнул ей в ладони последние капли молока. – Круто! Поэтому я и тебя увидел?
Импи облизала пальцы и усмехнулась.
– Ты меня увидел, потому что я этого захотела. А насчет колдовства… – она принюхалась и отступила на шаг. – У тебя кровь идёт!
– Ерунда, выживу, – он убрал фляжку и расстелил на валуне стащенную из бабушкиного комода салфетку. Разложил на ней нарезанный хлеб и сыр. Импи схватила горбушку, прижала к носу. Смотрела она при этом на ссаженное колено Димки.
– У тебя платок есть? Завяжи. Я ведь предупреждала, чтобы осторожнее был на тропе.
– Да чего тут завязывать, царапина просто, – он плюнул на платок, стёр кровь. – Что ты, как бабка моя, зубы заговариваешь! Колдун я или нет?
Импи отвела глаза.
– Такое редко в детстве проявляется. Вот войдешь в возраст, тогда и спрашивай.
Димка расстроился. Здорово было бы научиться колдовать прямо сейчас. Уж он бы знал, что делать!
– Нет в колдовстве ничего хорошего, – горько сказала Импи. – Не людское это дело, Дёмка, забудь. Ты лучше вот что. В следующий раз принеси больше молока, я сварю иванов суп. Когда я была человеком, лучше всех в деревне варила.
– Суп из молока? – не поверил Димка. – Невкусно же.
– Много ты понимаешь! Вкуснее ничего нет. В июне голодно, одним молоком и спасались. А суп из парного варили, сразу после дойки. Парни ходили по дворам и пробовали, у кого из девушек суп лучше. К тем и сватались.
– Это котелок надо, – сказал Димка. – А у меня нет. Давай лучше хлеб пожарим.
– И сыр, – она оживилась. – Жареный сыр ещё вкуснее, чем молочный суп.
Пока Димка разводил огонь в обложенной камнями ямке, Импи принесла два ошкуренных прутика. Нанизала сыр и хлеб.
– Ты чего хмурый такой? Зря мы о колдовстве заговорили, не ко времени. Или нога болит?
– Завтра мать приезжает, – буркнул Димка. – Дуру эту привезет, Даринку. Свежим воздухом дышать.
– Сестру твою?
– Да какая это сестра? Ей что я, что табуретка – без разницы. Ничего не понимает.
– Сколько ей?
– Пять лет. А говорить не умеет, мычит только. Вообще ничего не умеет, пенёк с глазами! Видеть её не могу! Столько денег мать угрохала на врачей, мы бы уже давно квартиру нормальную купили, не ютились бы в однушке. И чего мать не сдаст её в детдом? Ясно же, что нормальной она не станет. Врожденное слабоумие не лечится, я в интернете смотрел, – Димка впился зубами в поджаренный кусок сыра. Проглотил, не чувствуя вкуса. Думать о сестре не хотелось. И так с ней весь год маешься.