— Растения — умные создания. Они подстраиваются под биоритм любой планеты, на которой произрастают. Есть «рассвет» или нет, они найдут свой путь, чтобы расти. Их не обманешь.
— Я бы попробовал, — ухмыляется царь Йотунхейма.
И Сигюн широко улыбается.
— Неужели вы готовы бросить вызов даже простым растениям?
— Я готов бросить вызов чему угодно, если это можно обмануть. Разве тебе самой не интересно, сможет ли Бог Коварства, Обмана и всех прелестных составляющих, что мне приписывают, обвести вокруг корешка травку?
— Раньше вы называли себя Богом Озорства, — вдруг вспоминает Сигюн, чем приятно удивляет своего мужа. Это видно по его ностальгирующе приподнятому уголку губ.
— Я понял, что это слишком мелочно. Нужно брать выше.
— Вам подходит итог.
Искренность в ее голоске и каждой черточке точеного личика пленяет. Сигюн определенно знает, что нужно сказать, дабы потешить чужое самолюбие. Только в отличие от него самого, она это делает скорее на инстинктивном уровне, стараясь понравиться, нежели расположить к себе с целью позже использовать. Искренность… Честность… Верность. Богиня Верности. Локи усмехается. Его жена — его полная противоположность. Он очерчивает ее плавной линией сложенный стан. Хрупкая фигурка в тяжелых одеждах и его массивной мантии смотрится самую малость неуместно. Сигюн — слишком изящный цветок для этих суровых мест. Кажется, чуть-чуть надави — и сломаешь хребет, потянув за собой вереницу остальных переломов. Внутренних и душевных. Сигюн — слишком теплая. В своей улыбке, в голосе, в цвете волос, что так и пышет медовухой и карамелью. Даже свет от огня предпочитает зарываться в ее длинные локоны и «греть» белизну кожи, чем одаривать своими подарками царя йотунов.
Уголок тонких губ непроизвольно ползет вверх. Молчание растягивается. А Сигюн становится не по себе от столь пристального пожирающего взгляда. Она подергивает плечами и неуверенно осведомляется:
— Что-то не так?..
— Мне больше нравился твой ночной образ, — на автомате проговаривает Локи, уже позже осознавая, насколько фраза звучит двусмысленно. И эта двусмысленность его веселит.
— Не стоит бросаться такими намеками, мой царь, — краснея, упрекает Сигюн.
— Почему? — смеется он. — Ты моя жена, я имею на это полное право. К слову, — он хитро скалится, — это был не намек. Иди сюда, — он призывно простирает руку растерявшейся женушке.
Она тихо спрашивает:
— Что, сейчас?..
— А ты чем-то занята? — издевается он.
Сигюн мнется, прикусывая губу. Ее сердце колотится как сумасшедшее. Она неуверенно привстает, чтобы сделать два шага и опуститься на колени рядом со скрестившим ноги мужем. Ее тут же с плутовской улыбкой притягивают вплотную за талию. И Сигюн по инерции упирается в широкие плечи ладонями. Слишком внезапно и тесно. Расстояние меж их лицами — считанные сантиметры.
— Развей мое любопытство, милая.
Сигюн розовеет, ощущая каждое слово на своих щеках и губах. Она нетвердо интересуется:
— Что вы хотите узнать?
— Почему ты все-таки решила выйти за меня?
— Но я ничего не решала, — удивляется Сигюн, округляя голубые глазки.
Алые напротив складываются в колючий насмешливый прищур.
— Да ну!.. — царь Йотунхейма хмыкает. — Я не верю в столь сильное чувство долга, ради которого можно перечеркнуть всю свою дальнейшую жизнь, Сигюн. Ты была вольна следовать велению своего отца и оставаться в тени. Не являться на смотрины. Выйти замуж за какого-нибудь вана. Прожить счастливую жизнь в своем цветущем мире, а не на безжизненной планете с теми, кем пугают детей. С тем, кем пугают детей, — он делает паузу. — Но ты решила поиграть в благородство…
— Дело не в благородстве…
— Тогда в чем? — черные брови красноречиво вздымаются вверх в ожидании ответа.
Сигюн раскрывает рот, чтобы через секунду его снова закрыть. Как объяснить тому, кто не принимает долг, что ты, действительно делаешь что-то, потому что это твоя обязанность? Твой долг по праву царской крови. Сигюн поджимает губы, виновато заглядывая в томящиеся очи.
— Я не получу от тебя ответа?
— Я не смогу дать вам ответ, который бы вас удовлетворил, мой царь. Простите.
Локи недовольно хмурится и вдруг резко опрокидывает жену на пол, застеленный шкурами. Он забавляется, воспроизводя в голове ее короткий забавный писк, когда ложится на бок и чуть нависает над ней сверху.
— Свобода?
— Что? — всполошено переспрашивает Сигюн, все еще отходя от столь резкой смены положения.
— Причина, по которой ты вышла за меня. Желание вырваться из-под власти отца?
— Нет, мой царь, — она понуро вздыхает.
— Желание доказать свою значимость? — Скептический взгляд говорит за нее. — Свою решимость? Силу? Стать на равных со своими родителями?
— Не гадайте бесцельно, вы уже услышали от меня ответ. Не моя вина, что он вас не устроил.
— Хотелось поиграть в мученицу? — Его точно осеняет: — У тебя… какая-то сексуальная тяга к монстрам?
— Что?! Нет! — Сигюн заливается смехом, прикрывая рот кулачком. — Как вы вообще могли такое подумать?!
— Ты чересчур спокойно приняла тот факт, что станешь женой йотуна, милая. И моя истинная личина тебя не отвращает.
— Я не считаю, что внешность — главное в жизни. К тому же у вас всего лишь другого цвета кожа и глаза. И вы не просто йотун. Вы сын царя Одина и царицы Фригги. У вас… — она слегка заминается, — совсем другой склад ума, нежели у ваших подданных.
— За мой склад ума мидгардцы прозвали меня монстром, — скалится царь Йотунхейма. — С чего ты вообще взяла, что родство с асами имеет для меня хоть какое-то значение?
— У вас прекрасные отношения с братом, разве нет?
— На все-то у тебя есть ответ.
Пухлые губы трогает притягательная улыбка. Локи хмыкает и хитро щурится ей в ответ. Собственнически сжимает тонкую талию и медленно наклоняется. Он возвращает личину аса, растапливая синий лед на коже.
— Не нужно… — Сигюн вдруг мягко останавливает его касанием кончиков пальцев к щеке.
Локи недоверчиво заглядывает изумрудными пронзительными глазами ей в очи.
— Тебя же морозит от моего вида. — «И, несмотря на это, ты готова переспать с йотуном?»
— Только от непривычного цвета глаз, — честно признается Сигюн. — Но, если вы будете каждый раз менять облик, я никогда не смогу привыкнуть. А вы ведь сами просили меня сделать это как можно скорее.
В этом есть смысл. Локи тянет уголок губ и возвращает личину йотуна на место. Сигюн провожает быстро исчезающую кожу аса легким касанием до самых глаз. Алых глаз. Она любопытствует:
— Это как-то ощущается?
— Чуть повышается восприимчивость к холоду, — глухо проговаривает он, прежде чем увлечь ее в поцелуй.
Длительный и ленивый. Точно знакомящийся. Будоражащий все нервные клеточки. Тонкие пальчики перемещаются скользящим движением, дразня кожу на затылке. И Локи одобрительно поглаживает ей талию большим пальцем. Он на секунду отстраняется, заглядывая в соблазнительно полуприкрытые голубые омуты. Чуть вздрогнувшие где-то глубоко внутри от слишком близкого контакта с тем, что их так пугает. Но Сигюн даже не думает давать волю своему страху. Наоборот. Она с чуть тронувшей губы улыбкой вновь прижимается к нему в поцелуе. Сама. Большая рука ползет вверх-вниз по тонкому стану, очерчивая девичьи изгибы. То, как она старается, вызывает в Локи бурю эмоций. Это как-то странно греет внутри, вынуждая выражать благодарность в несвойственной нежности. Локи всегда был поклонником быстрого и бурного соития без обязательств и привязанностей, что своевременно тянуло за собой излишнюю грубость и жесткость. С Сигюн же этого совсем не хочется. С Сигюн хочется медленно и вдумчиво. Хочется изучить ее во всех деталях. Познать не только телом, но и душой. Привязать к себе не интригами, а откровенностью. Не то чтобы он до беспамятства влюбился в нее за столь короткий срок. О, нет. Просто всегда хочется иметь подле того, кто бы принимал тебя таким, какой ты есть, со всеми гадостями внутри.