— Надеюсь… — тянет Сигюн. — Что-то случилось? — чуть обеспокоенно интересуется она.
— А я могу забрать тебя, только если что-то случилось? — провокационно щурится он и получает в ответ смущенное «Конечно, нет». — Вот и отлично. У меня выдалась свободная минутка, — он ехидно скалится и наклоняется к ее уху, чтобы прошептать: — Как раз будет время для того, чтобы ты убедила меня не казнить Трука.
Локи заходится плутоватым смехом, смакуя смущение вперемешку с негодованием. У него входит в привычку задевать ее за живое. Сигюн всегда реагирует неоднозначно. За полгода совместного проживания они притираются друг к другу, но все равно не могут предсказать реакции супруга. Она — потому что его реакцию предсказать в принципе невозможно. Он — потому что Сигюн ходит из крайности в крайность. Она то до одури напоминает ему Фриггу с ее жестким стержнем внутри и непререкаемостью в решениях, то становится невинным ребенком, готовым есть у него с руки любую, самую глупую чушь. Готовым угождать ему буквально во всем, о чем он ее только попросит. За полгода совместного проживания Сигюн влюбляется в него окончательно. Локи не может объяснить причину, но это то, что случается. Он видит это в ее сверкающих глазах; в раскрепощенности, когда они остаются наедине в его спальне; в готовности внимать каждому его слову, даже если он говорит о пресловутой, непонятной ей совершенно политике; в жгучем интересе к его персоне и к его прошлому. За полгода совместного проживания Сигюн становится для него необходимой. Как лучик света в постоянной мгле, как отдушина.
Но любит ли он ее?
Локи двумя руками обхватывает Сигюн за талию, чтобы поднять и усадить на коня. И она с изумленной улыбкой мягко ловит его за руку. Он, погруженный в свои мысли, лишь отголосками сознания различает ее речь, твердящую ему о том, что она прибывает сюда на своей лошади.
Любит ли он ее? Вряд ли…
========== Асгард ==========
Сигюн ведет подушечкой пальца по краю обсидиановой шкатулки из Свартальвхейма. Подцепляет нить черного жемчуга из Мидгарда и комкает губы в задумчивости. Вертит меж пальцев кольцо с адамантом из Альвхейма. Поглаживает змейку браслета из черного пылающего металла Муспельхейма. Бегло проходится по дивным серьгам с сапфирами, кованным мастерами-цвергами. Сигюн тяжело вздыхает, отнимая от украшений руку. Их так много, что она просто не может выбрать… Холодные, серебристые, черные, белые, со всеми оттенками синего и голубого. Они полностью контрастируют с теми, что она привозит с собой из Ванахейма. С теплым золотом и яркими рубинами, травяными изумрудами и нежными шпинелями. От всего этого — Сигюн приходится отказаться. Все это — ужасно не подходит суровому холоду Йотунхейма. Все это — совершенно не вяжется с ее стальными голубыми платьями, грубыми кожаными элементами, меховыми накидками и высокими сапогами. Ведь царица должна соответствовать. В случае Сигюн, в основном, чтобы не давать повода для придирок старейшинам. Ведь по их чаяниям она уже давно должна быть беременна.
— Не можешь выбрать?
Сигюн вздрагивает, бросая взгляд на отражение невесть откуда взявшегося царя Йотунхейма. Губы изгибаются в невольной улыбке. За годы супружества она уже свыкается с его озорными проделками и манерой бесшумно подкрадываться или внезапно возникать иллюзией ни с того ни с сего. Это становится неотъемлемой частью жизни. Чем-то привычным, чем-то родным, чем-то, что трогает за сердце и заставляет их обоих не погрязнуть в рутине. Это все — становится непосредственной частью самой Сигюн. Она знает, и даже, в какой-то мере, ожидает, что в следующую секунду муж вынырнет из так любимой им невидимости и сразу заведет разговор. О чем угодно.
Но именно сейчас его появление для Сигюн неожиданно. По ее подсчетам он должен был явиться еще нескоро.
— Уже подошло время? — Она взволнованно цепляется кончиками пальцев за край меховой отделки пеньюара. — Я не думала, что уже так поздно. Простите… — Она украдкой бросает взгляд на двух малышек-йотунш, что смирно стоят, опустив головы чуть поодаль.
Почему ее не предупредили?
— Нет, — царь Йотунхейма коротко усмехается. — Я пришел многим облегчить твои женские тяготы.
Он взмахом руки материализует на ее постели сочное травяное платье, совсем не похожее на то, что Сигюн привыкает носить. Настолько, что яркий цвет после стольких лет жизни в вечных льдах даже кажется диким. Она с нескрываемым удивлением переводит взгляд на мужа и только сейчас подмечает, что он облачен в совершенно иные одежды, нежели одежды царя мира ледяных великанов. Этот кожано-тряпичный камзол с золотыми пластинами в качестве отделки больше напоминает… асгардский? Ее вдруг охватывает ностальгия. В чем-то похожем она встречает царя Йотунхейма впервые в дворцовом саду Ванахейма. Еще даже не зная, с кем имеет дело. Еще даже не зная, что через несколько часов будет помолвлена с этим мужчиной. А на следующей день — станет его женой. Еще даже не зная, что он окажется ее первой любовью. Сигюн интересуется:
— Вы решили изменить своему обыкновению?
Локи улыбается своей смышленой женщине. Он говорит:
— Скорее, воздать должное.
Он ловко подцепляет комкающие меховую отделку пальцы и наклоняется, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони. Чтобы окрасить увесистое кольцо на безымянном пальце левой руки в золото. Локи съедает самодовольным взглядом ее невинное удивление с примесью восторга, ведь знает: ей нравится его магия. Он невесомо очерчивает стертыми подушечками пальцев тонкое запястье, обвешивая его в зеленом свечении браслетами-змейками. Глаза-изумруды вспыхивают в последнем штрихе, больше для пафоса, чем для нужды. Где-то в потемках изворотливого ума давно поселяется подозрение, что Сигюн уже разгадала его якобы ненарочные попытки ее впечатлить. Но Локи предпочитает закрывать глаза на эту общую истину. Он вкладывает в раскрытую маленькую ладонь увесистые серьги. И наконец, убрав локоны витого золота на одно плечо, вешает на тонкую шею изысканное ожерелье. Локи собственнически проходится ладонью по невольно втянутому животу и подбирается губами к маленькому ушку. Он глухо проговаривает с тихим укусом:
— Надень.
Его крайне забавляет, как Сигюн в крайнем смущении (все еще, несмотря на почти десять лет, Боги!) неловко вставляет петли висячих серег в уши под его пристальным взглядом. Он осматривает свою жену через отражение резного трюмо из альвхеймского дерева. На лицо против воли налезает шальная улыбка. Он собственнически проходится по невольно втянутому животу ладонью, которую ту же мягко сжимает пара рук. Локи может позволить себе эту редкую минуту несвойственной нежности, потому что для слуг — царь и царица просто ведут светскую беседу, не более. Это еще один плюс его магии, не оставляющий Сигюн равнодушной. Локи хмыкает каким-то своим мыслям и подводит сухой, но пропитанный глубоким смыслом итог:
— Для Асгарда вполне сгодится.
Для Асгарда, в который они отправляются всего на несколько дней впервые за десятилетие.
— Спасибо…
Сигюн одаривает его мягкой улыбкой. Пожалуй, только ради этой улыбки Локи был бы готов подарить ей еще что-нибудь.
— …но совсем не обязательно было…
— По твоим старым украшением сразу понятно, что они из Ванахейма, — прерывает ее царь Йотунхейма. — Я не потерплю, чтобы кто-то даже помыслил, что я не могу одарить свою жену драгоценностями.
Сигюн коротко кивает, получая в ответ еле приметное поднятие уголков губ. Он так говорит, но… как объяснить гору всего остального? Она, сама того не замечая, покрывается алым румянцем.
— Что ж… — царь Йотунхейма отстраняется, возвращая себе извечный холодный вид.
Сигюн уже наизусть выучивает этот знак. Знак, означающий, что иллюзия спала.
— Оставляю тебя. Помогите царице одеться! — отдает распоряжение он маленьким йотуншам, быстро принявшимся хлопотать с легким шелковым платьем. Он разворачивается, чтобы выйти из спальни супруги, но вдруг останавливаться, не сделав и пары шагов. — Ах да, чуть не забыл, — он, не глядя, материализует на трюмо золотую кованую диадему с маленькими рожками.