— Не хочу ничего подобного слышать сегодня! — парирует царь Асгарда. Он в два шага минует расстояние до своей жены и чуть приобнимет ее за талию. — Сигюн, это леди Сиф, моя жена. Сиф, это…
— Леди Сигюн, моя жена.
Сиф не сдерживает смешок. Она ловит веселый взгляд Сигюн и чуть приподнятый уголок губ. У бывшей царевны Ванахейма выдержка явно сильнее.
— Прозвучало… по-дурацки, — слегка хмурится Тор.
— Согласен, — безэмоционально кивает Локи.
— Ты мне нужен для кое-каких дел. Сиф, не составишь Сигюн компанию?
— Конечно. Сгораю от нетерпения узнать женщину, что смогла вынести его отвратительный характер.
Локи саркастично смеется, наклоняясь к рыжим кудрям, и тихо шепчет:
— Не принимай все, что она говорит, всерьез, милая.
Сигюн послушно кивает, мысленно моля, чтобы он не бросал ее одну в незнакомом мире с совершенно незнакомой женщиной. Но, увы, у ее мужа на это счет совершенно другие планы. И когда спины двух царей удаляются за аркой, ведущей в коридор дворца, она остается один на один с царицей Асгарда.
— И почему мне кажется, что они сбежали, только чтобы не выглядеть еще более смехотворно? — леди Сиф с усмешкой подходит к ней почти вплотную.
Сигюн сдержанно улыбается. Ей невдомек: стоит ли открываться перед этой женщиной, стоит ли с ней сближаться. Понравится ли мужу, что она заведет столь тесное знакомство с его «неприятельницей»? С другой стороны, царь Йотунхейма не говорит этого не делать, он намекает лишь «чтобы Сигюн соответствовала. Была стойкой и гордой. Возможно, даже холодной. Но в то же время милостивой и понимающей. Чтобы она сохраняла свою разумность и верность, благодаря которым он ее выбрал». Чтобы она оставалась независима в своем мнении касательно его персоны. Сигюн предполагает:
— Возможно, двум братьям просто захотелось провести немного времени вместе. Основная часть гостей из других миров прибудет только завтра, и у них уже не будет такой возможности. В этом году ровно сто лет со смерти царицы Фригги, и именно поэтому мы здесь. Чтобы быть рядом с семьей.
— Это, бесспорно, — соглашается леди Сиф. — Но, по мне, ты все же просто слишком высокого мнения об этих двоих. Пройдемся?
— Конечно.
Царица Асгарда минует вместе с ней несколько коридоров, но предлагает не зацикливаться на стенах, а посетить здешний сад. Сигюн с радостью с ней соглашается. Во дворце она может посидеть и в своем родном ледяном мире. К тому же, вездесущее золото в высоких колоннах, в стенах и поле, в подсвечниках с игривым пламенем и сводах арок нещадно рябит в глазах. Камни пастельного и песочного цвета фасадов строений куда более приятны отвыкшему от такого буйства блеска глазу. Куда более сочетаются с зелеными горами и поместьями, выстроенными на них, точно грибы на холмике. Куда более сочетаются с небольшим кристальным озером, к которому приводит ее Сиф. Сиф, потому что негоже двум царицам «выкать» друг другу, особенно, если по факту они теперь почти сестры.
Первое впечатление Сигюн о ней, как о напыщенной бывшей воительнице, развенчивается спустя пару минут общения. Сиф смеется. И непринужденно улыбается. И разговаривает обо всем, ничуть не чураясь того, что ее мнение может вразрез идти с официально принятыми установками и дворцовым этикетом. Сиф вообще не боится вести себя не в соответствии с дворцовым этикетом. Не боится поднимать такие темы, которые в приличном обществе избалованных леди сочли бы недостойными и неправильными, в каком-то роде постыдными. Сиф скучает по былым битвам, мужским пьяным компаниям, доспехам, мечу на поясе и поту, стекающему в разгаре жаркой схватки. И Сигюн даже немного завидует ей.
Она — совсем не такая. Сигюн, в отличие от Сиф, всегда старается подбирать слова правильно. Вообще всегда патологически старается делать все правильно. Сигюн — с самого детства правильная девочка, ведомая правильными мыслями и совершающая правильные поступки. Сигюн — идеальная царевна в прошлом и царица теперь для внешней публики. Хорошо воспитанная, хорошо обученная. Сигюн знает свое место, и в ней преобладает чувство долга. Именно за это ее выбирает царь Йотунхейма. За то, что она всегда правильно реагирует на его выпады, его слова, его действия. Всегда правильно подстраивается под его потаенные желания.
Знал бы только кто, как тяжело ей дается это «правильно». Знал бы кто, что большинство из этого «правильно» — только доля искрометной удачи и инстинктивной мгновенной реакции. В отличие от Сиф, Сигюн не всегда уверена в себе и своих поступках. В отличие от Сиф, Сигюн очень-очень переживает за то, как ее слова и поступки могут отразиться на других. В особенности на собственном муже. Сигюн — та, кто всегда отдает и очень редко что-то получает. Сигюн — та, кому просто везет, что брак по расчету сводит ее с достойным мужчиной, которого она с легкостью смогла полюбить.
— Все хорошо? — вдруг обеспокоенно интересуется Сиф. — Сигюн?
Она отставляет чашку с ароматным чаем на столик крытой беседки и, склонив голову, заглядывает в отрешенные глаза. Ей уже давно кажется, что с Сигюн что-то не так. И почему-то кошки скребутся на сердце от этого. Сиф, как и Тору, прекрасно известно, что Локи может быть сколько угодно галантным и обходительным на публике, но на самом деле — ужасным жестоким манипулятором. Никто никогда не узнает, что происходит в Йотунхейме; как строятся отношения царской четы; как царь относится к своей царице. Можно предполагать лишь худшее или, как Тор ее заверяет, — лучшее. Сиф не хочет предполагать худшее, но она не понимает, как такая почти идеальная женщина смогла ужиться со столь своенравным и невыносимым типом, как Локи. Как Сигюн смогла что-то найти в нем такого, что каждое ее неприлично уважительное слово о нем пропитывается нескончаемой нежностью. Как Сигюн могла влюбиться в того, кто еще до ее рождения натворил столько бед, что миры разгребают их по сей день. Как этому трикстеру вообще могло так повезти, что его супружество из сухого брака по расчету вылилось в почти что идиллию. По крайней мере, внешне.
Сигюн взволнованно дергается, откликаясь на свое имя. Спешно выбирается из собственного комка волнения, напряжения, непрошеных сожалений и белой зависти. Она, подобно Сиф, оставляет чашку недопитого чая на поверхности каменного стола.
— Да, все хорошо… просто… — Сигюн совсем невесело смеется и как-то неуверенно делится одним из не особо приятных открытий: — Начиная с прибытия в Асгард, на меня все так странно смотрят… Я как-то не так выгляжу?
— Выглядишь ты, как женщина Локи, — хмыкает Сиф, предпочитая умолчать о характерном зеленом цвете платья и рогатой тиаре, явно с самого начала задумывавшихся как собственническая метка. — Не обращай особо внимания. Дело даже не столько в тебе… Им просто интересно, что за святая смогла вынести характер бывшего младшего царевича. Ты не представляешь, сколько наш народ натерпелся от его выходок. И это я сейчас отнюдь не имею в виду попытки захвата трона и нападение на Мидгард.
Сигюн коротко улыбается, отводя взгляд в сторону водной глади и комкая пальцами подол обшитого золотом платья.
— Не стоило мне поднимать эту тему…
— Ничего страшного, — Сигюн неожиданно улыбается. — Я знаю, что раньше мой муж совершал не самые лучшие поступки. Я не пытаюсь оправдывать его, но считаю, что прошлое должно оставаться в прошлом. Сейчас он царь Йотунхейма и… Он все еще сложный, но приятный… и заботливый.
— Мы точно говорим не об одном Локи, — Сиф сконфуженно усмехается и быстро поправляется: — Но если все так, я рада за тебя. За вас обоих.
Сигюн благодарно кивает.
— Мне приятно. Спасибо.
***
Сигюн медленно обводит взглядом угрюмую, слишком темную спальню, заставленную книжными шкафами. Похоже, привычка волочить книги в место обитания у царя Йотунхейма рождается отнюдь не из-за дефицита свободного места, как думается ранее. Причина куда сложнее. И почему-то Сигюн уверена, что та совсем не позитивная. А в корне наоборот. В его былых, асгардских, покоях вообще нет ничего позитивного. Все те же, присущие остальному интерьеру дворца, песочные стены с изобилием золота; все тот же монолитный каменный пол; все та же резная, чересчур, по мнению Сигюн, вычурная богатая мебель; обивка с узорами, вышитыми золотыми нитями. Но вот аура здесь совершенно иная. Она отчужденная, озлобленная, воинственная. Сигюн внутренне вся сжимается. Кажется, что она попадает в змеиное гнездо, и из каждого угла на нее того и гляди выпрыгнет гадина и с шипением вопьется в кожу, впрыскивая смертельный яд. В былых покоях царя Йотунхейма совершенно неуютно. Поэтому, когда он, минуя гостиную, падает на софу в спальне и с облегчением вздыхает, говоря: «Наконец-то можно расслабиться», — Сигюн откровенно недоумевает.