Ткани из волоса белых ыгр Нифльхейма отлично справляются со своей работой. Вот только… Вот только они не спасают от пустынности этого места. «Жизнь в бесплодных льдах», — так Нертус называет будущее своей дочери. И в Сигюн с содроганием поселяется мысль, что возможно мама была не так уж и неправа…
Но эта мысль, к счастью, не задерживается у нее долго.
Царь Йотунхейма приходит к ней в спальню далеко зá полночь для редкого сна, когда Сигюн уже давно в забытьи, и уходит ранним утром, не дожидаясь ее пробуждения. Она узнает об этом чисто случайно. Ей удается застать мужа на пятый день, проснувшись среди ночи. Уже глубоко спящего. Заметно уставшего и вымотавшегося. Настолько, что он даже не снимает одежд, заваливаясь на постель поверх мехового одеяла. Этот факт вызывает у Сигюн короткую счастливую улыбку. И в то же время порождает новые причины для волнения. Она знает царя Йотунхейма три дня. Но даже с этими скудными знаниями может сделать вывод: его лицо осунулось, мимика (пусть Сигюн и судит лишь по сну) стала нервной и дерганной. Так обычно выглядят те, кто страдает хронической усталостью и недосыпом. А для такого молодого царя это не лезет ни в какие ворота…
Сигюн понятия не имеет, чем таким важным он занимается. Но то, что это важно, она может сказать прямо и точно. А потому просто не смеет ему мешать. Хоть как-то вмешиваться в то, что она, откровенно говоря, совершенно не понимает. Никто не обучал Сигюн политике. Все ее знания базируются лишь на скудных основах и чувстве долга. Она успокаивает свое заходящееся переживание тем, что царь Йотунхейма дает отдых своему организму хотя бы на немного.
Но на десятый день, когда он не совершает даже своего ночного молчаливого визита, у нее заканчивается терпение.
Сигюн дергано комкает мех, прикусывая губу в нервном сомнении. Очевидно, то, что крутится у нее в голове, противоречит ожиданиям царя Йотунхейма о том, как должна вести себя его царица. Царица не должна вмешиваться в правление своего царя. Однако… как хорошая жена Сигюн просто обязана пресечь это его издевательство над собой. И хотя бы немного напомнить ему о том, что не только его мир нуждается в нем, но еще и она. Напомнить ему о том, что у него теперь есть супруга.
Она с неохотой вылезает из-под полосатых шкур и тут же сует ноги в теплые сапожки. Кутается в меховую мантию, небрежно брошенную мужем на банкетку у изножья кровати два дня назад. Безбожно забытую. У царя Йотунхейма какая-то необъяснимая страсть к мехам и коже. За невозможностью носить на планете ледяных великанов легкие ванахеймские платья, ее повседневный гардероб почти полностью теперь состоит из этих двух материалов и шерсти. И образ ощутимо становится жестче обычного. Делает ли ее муж это намеренно, добавляя в облик жены той пресловутой ожидаемой холодности, или же это получается чисто случайно, но это, неоспоримо, влияет на ее внутренние ощущения. Хочется быть строже.
Сигюн с колотящимся сердцем выходит из обширных покоев в переднюю и неуверенно встает около массивных дверей. Мнется какое-то время, обдумывая свой поступок. Вдруг этим она разозлит мужа и только испортит их мирно состыковавшиеся отношения? Сигюн выдыхает, от самой себя раздражаясь. Нужно двигаться вперед, а не отступать назад. К тому же, заботиться о своем царе — это тоже часть ее супружеского долга. Она заносит руку к створке и костяшками пальцев стучит по холодной поверхности. Из-за дверей тут же откликается крайне недовольный и утомленный баритон. Кажется, царь Йотунхейма не в духе… Только вот это ее не остановит.
Сигюн осторожно приоткрывает дверь и проскальзывает в темное помещение, освещаемое лишь несколькими подсвечниками у письменного стола в центре комнаты. Она еще не была в личном кабинете своего мужа. И сейчас ее просто поражает количество книжных шкафов, вереницами выстроенных вокруг рабочего места.
Локи, силясь, фокусирует взор на светлом пятне, проникшем в его обитель. Он сразу узнает своего ночного посетителя, но мысль доходит до мозга с каким-то опозданием. Он пару секунд лениво обследует взором хрупкий стан, просвечивающий через легкое неглиже в пол, и только потом опоминается.
— Сигюн?.. — Локи устало трет переносицу. — Что ты здесь делаешь? — Он бегло бросает взгляд на напольные резные часы. — Три часа ночи.
Сигюн прикусывает внутренний участок губы, чтобы не предъявить мужу неуместную претензию о том, что это она должна спрашивать: «Что он здесь делает?! Уже десятый день!» Перепалки, ссоры и выяснения отношений им не нужны. Вместо этого она выбирает другой путь. Она неспешно преодолевает расстояние от дверей до письменного стола, позволяя царю Йотунхейма пристально следить за собой кровавым цепким взглядом. Сигюн передергивает. Что ни говори, а от его глаз вкупе с присущим Богу Коварства пронизывающим взором у нее мурашки по коже.
Она, равняясь с мужем, мягко касается его предплечья…
— Вы трудитесь не покладая рук уже десятый день подряд, мой царь, —и встает за спину, проводя уже обеими ладонями по широким плечам. — Вы выглядите изможденным.
Локи удовлетворенно прикрывает глаза, облокачиваясь о край стола и наслаждаясь легкими массирующими движениями. Просто женской энергией, передающейся через нежные прикосновения. Сигюн немногословна, но четка и ясна в своих изложенных посылах. Это ее неотъемлемый плюс. Болтовни и упреков он сейчас бы не выдержал.
— Вам следует хорошенько отдохнуть.
Он кривит губы в невеселой улыбке.
— Твоя забота неожиданна и приятна, милая, — Локи проходится по ее кисти и тянет к себе за запястье. Обвивает рукой стройную талию и хмыкает, отмечая на ней свою мантию. — Но это мое обычное состояние. К тому же, сейчас я занят делом, которое не терпит отлагательств.
Сигюн тяжело вздыхает, чувствуя себя маленькой девочкой, ревниво требующей внимания своего отца. Она переводит взор на стол, заваленный письменами, книгами и исчерканными бумажками самых разных размеров. Ее взгляд чисто случайно зацепляется за гербовую печать Ванахейма. Вряд ли царь Йотунхейма стал бы хранить в таком беспорядке междумировой договор… Тогда…
— Это письмо из Ванахейма? — делает она робкую попытку, заглядывая в горящие алым глаза мужа. Зря. Ее просто-напросто вымораживает.
Локи дергано усмехается и переводит взор на бумаги. Он нутром чувствует, насколько Сигюн не по себе в такой тесной с ним обстановке. Он вытягивает свиток за белый угол свободной рукой и кладет поверх всех остальных документов перед собой и чересчур любопытной супругой.
— Твое приданное, — с озлобленным смешком объясняет царь Йотунхейма.
И Сигюн непонимающе окидывает взором сначала хмурый профиль мужа, а затем документ. Она удивленно интересуется:
— Мое приданое — это растительные культуры горного севера?
Ее вопрос остается без ответа, ведь ответ и так очевиден. Сигюн вдруг выдыхает и улыбается. Внутри рыжей головки все разом встает на свои места. А еще обозначивается факт: почему именно бывшего царевича Асгарда нарекают Богом Коварства. Слишком хитер и изворотлив. Пользуется каждой подвернувшейся возможностью, чтобы нажиться и обернуть самую гиблую ситуацию в свою пользу. Даже из своей женитьбы он выжимает по максимуму. Военный договор о сотрудничестве двух миров. Жена. Специальные растения, единственные в своем роде способные произрастать в самых ужасных условиях и давать съедобные плоды. Сигюн даже не сомневается, что ее отец отдал зятю эти растения без препираний. Ведь в мире без аграрной промышленности теперь живет его дочь. Она склоняет голову, плутовато всматриваясь в раздраженное лицо.
— Они не растут здесь, верно?
Локи, вначале слегка застопорившись, с заинтересованным прищуром оборачивается к супруге. Он медленно проговаривает:
— Допустим.
— Вам нужно было сразу спросить меня, как появились проблемы, а не изводить себя в попытках найти решение! — Сигюн недовольно хмурится, но натыкается лишь на лениво расползшуюся ухмылку.