А как ночь настала, грусть-тоска на меня навалилась такая, что реветь захотелось. Одна, совсем одна, даже Мороз сбежал – видно, не выдержал характера моего. Собака не в счёт – что со зверя взять? Ласковый и смышлёный пёс, но не человек. А Мороз, хоть и пристаёт постоянно с какими-то неясными намерениями, мужчина всё-таки! Да и обещал от мужа избавить. А как избавит, ежели нет его никогда?
Ну и разрыдалась, повалившись на кровать, уткнувшись в одеяло лицом, да всё высказала в сердцах – что жить так больше нет мочи, что лучше б я в сугробе замёрзла насовсем, что не нужна никому, а кто притворяется, что нужна, хочет только лишь мои земли да золото в сундуках.
Пришёл ко мне пёс, улёгся рядом и давай лицо облизывать, слёзы вытирать. Уснули мы снова в обнимку, и сон мне приснился странный-престранный. Будто сижу я на королевьем троне в своём замке, а рядом, на королевском, чёрная собака. И правим мы с псом дружно и справедливо.
Кажется, все-таки было в этой пасте-шмасте что-то не то. Может быть, мухоморы?
– Василисушка… – и голос такой, главное, ласковый-ласковый. И в шейку так кто-то нежно-нежно целует. – Василисушка…
– Ммм? – томно протягиваю я, ощущая, как чужая рука мягко поглаживает мое… Ну, пусть будет платье.
– Василисушка, а что у нас на завтрак?
Так испортить прекрасное утро может только мужчина. Нет, ну честное слово! Где романтика? Где завтрак в постель, в конце-то концов? Где подвиги там во имя моей красоты? Вот когда не завоевал еще наше королевство муженек мой, рыцари с моим именем на устах столько подвигов совершали! И дракона убивали, и разбойников ловили, а этот…
– Будет сейчас тебе завтрак, – вздохнула я, стряхивая с себя его руку.
Рука самым бессовестным образом вернулась обратно на талию, а меня беззастенчиво уложили на подушку.
Так смотрел, так смотрел на меня, что у меня дыхание перехватило и сердце вдруг стало быстро-быстро стучать. А он губешки-то ко мне свои тянет, веки закрыл, талию мою наглаживает.
– Мороз, а ты чай головой-то этой ночью нигде не ударялся? – вопросила я, с недоверием поглядывая на этого индивида.
– Тьфу на тебя! – открыл он глаза и посмотрел на меня сердито. Прямо как папка на меня смотрел, когда я от нянюшек сбегала. – Весь романтик испортила!
– Какой такой романтик? – удивилась я, выбираясь из его объятий. Села на постели, осмотрелась и чуть обратно на подушки не грохнулась. – Ты чего намусорил-то, окаянный? Я ведь только вчера убралась! А свечи? Свечи-то зачем пожег? Светло ведь уже, не ночь!
Посмотреть и поругаться было на что. Целый день вчера потратила на то, чтобы в избе порядок навести, а тут… Лепестки цветов по всему полу рассыпаны – красные да белые. В стеклянных стаканах… В стаканах! Свечки стоят, огоньками подмигивают! Их ведь мыть скорее надо в горячей воде, пока воск не прилип! А воду-то еще нагреть нужно! Да и свечи сами! Столько свечей нам на целый месяц хватило бы, а он все зажег!
– А это что? – поднялась я с постели, намереваясь тут же взяться за уборку. – Вино с самого утра пить удумал? А ты знаешь, что вино на голодный желудок пить нельзя? Язва будет – вот такая! – развела я руки в стороны. – А нужник зачем в дом притащил да на стол поставил? Да еще и поджег!
– Черт, Василиса, как с тобой трудно! – рассмеялся он, падая обратно на подушки.
– Ты чего смеешься надо мной? Развел тут!
– Я тебе приятно сделать хотел. А это не нужник, а фондю.
– Какое такое фондю? – нахмурилась я, стараясь не смотреть в чашу с коричневой жижей.
– Вкусное!
– Ты как хочешь, а я это есть не буду! – уперла я руки в бока. – Мне после твоих мухоморов вчерашних знаешь что снилось?
– Что? – ухахатывался он, вытирая слезы.
– Что мне в мужья пес твой достался!
– Правда? – отчего-то обрадовался этот шут, усаживаясь на кровати да поправляя свой красный халат, под которым пряталась одежда диковинная: брюки черные, сапоги высокие, рубашка белая да лента черная на шее, в бант аккуратный завязанная. – Василиса, а у меня для тебя подарки есть. Ты любишь подарки?
– Так кто ж их не любит? – с сомнением посмотрела я на него.
Вот нутром чуяла, что неспроста это все происходит. Наверное, Дед Мороз сегодня утром тоже этой пасты отведал с мухоморами. То-то он не в себе…
– Если фондю со мной попробуешь, все подарки твоими будут, – кивнул он, а сам хитро на меня поглядывает.
А я на жижу коричневую поглядываю, которая вызывает все что угодно, кроме аппетита. А подарки-то хочется! Я страсть как подарки люблю! Папка мне раньше частенько привозил: то аленький цветочек, то зеркало говорящее, то ковер-самолет. А муж не дарил. Все дочкам да дочкам.