И улыбка такая — наглая-пренаглая!
— Стужев, — я выскользнула за дверь, и продолжая отступление, — это уже не возвращение кредитов, это рэкетирский наезд получается!
— Рэкет — наше все! — торжественно провозгласил Князь.
И бросился на меня.
С диким визгом я рванула от него, оббегая по периметру стол со свадебным ужином.
Меня схватили на входе в первый поворот, перекинули через плечо и потащили в спальню со словами:
— Раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Стужев, ты сволочь! — заорала злая я.
— Даже спорить не буду, — ответила охамевшая няшка, по-хозяйски поглаживая все… что мог.
И вдруг остановился, уже как-то задумчиво поглаживая, а после выдал:
— Я же не ел сегодня.
После такого заявления я не могла не спросить:
— Вообще?!
— Да там так получилось. — Он перекинул меня с плеча на руки, развернулся и потопал к столу. — Понимаешь, утро… ты… и потом, когда ты к Ёжкам умчалась, кусок в горло не лез. А потом… — он запнулся и побелел, но все же продолжил, — уже ничего не лезло.
И прижал меня к себе. Крепко-крепко.
Стоял так, наверное, с минуту, а затем как-то совсем недобро произнес:
— Что-то я злиться начинаю, Маргош! — и добавил: — Сильно.
И на меня посмотрел. Внимательно.
Мне на его требовательный взгляд ответить было нечего, ну кроме:
— Сам сволочь.
— Ведьма, — не стал молчать Стужев.
— Кощей! — Да, мне тоже было на что злиться.
Но тут Стужев как-то так скривился, плечами передернул и решил:
— Ладно, я с тобой после ужина разберусь.
И понес к столу.
Принес, на стул усадил, а сам вдруг сел рядом на корточки и, глядя на меня снизу вверх, очень серьезно, без намека на иронию, спокойно сказал:
— Я люблю тебя, Рита. Действительно, очень сильно люблю. Я даже представить не мог насколько. Но если ты еще раз посмеешь провернуть хоть что-то подобное — убью сам! Лично!
Мне вдруг как-то нехорошо стало, а Князь продолжил:
— И да, я в курсе, что ты замуж за меня не хотела, но только рискни глянуть на кого другого — убью!
Стало еще хуже.
— За побег или попытку от меня свалить — тоже убью! — добавил Стужев хрипло и зло.
И я, не выдержав, так же зло ответила:
— Ясно, все поняла, иду писать завещание! — и попыталась встать.
От няшки, охреневшей после исполнения супружеского долга, раздалось громовое:
— Сидеть!
Села. Ноги банально подкосились. Стужев протянул руку, погладил мои обнаженные коленки, улыбнулся и вполне миролюбиво продолжил:
— В остальном обещаю быть тебе нежным, любящим, заботливым, страстным, терпеливым и верным мужем.
Улыбнулся шире, глядя на мое прифигевшее выражение лица, а затем добавил:
— Кстати, ты в курсе, что я знаком с представителями Преисподней? — Я не ответила, он ответа и не ждал, он нагло продолжил: — Это я к тому, Маргош, что рискнешь сдохнуть — станешь моей собственностью навеки. Вопросы есть?
Вопросов не было. Перепуганная после порции угроз в духе Стужева, я молча потянулась, взяла тарелку с каким-то салатом типа «Перепелки в саду» и все это осторожно, нежно и даже ласково, втерла в рожу своего охреневшего мужа!
Сидящий на корточках объект приложения ведьминских стараний застыл. Я же, убрав тарелку, все содержимое которой мило уместилось на стужевской физиономии, поставила посуду на стол, затем брезгливо вытерла нос Князя, наклонилась, мило чмокнула его кончик и не менее мило выдала:
— Стужев, я тебя, гада, все-таки люблю. Самой в это поверить страшно, но похоже таки, ты, анимешка казановная, своего добился. Так что да, я в тебя тоже влюбилась. И обещаю быть нежной, милой, доброй и любящей женой всегда, когда ты перестаешь быть наглой, самовлюбенной, кобелинистой и тиранозаврической скотиной! В ином случае, кощеюга злодеистая, получишь злую, мстительную и коварную ведьму. Вопросы есть?
В ответ послышалось очень недовольное:
— Я же не настолько голоден, Маргош.
— Сам сказал, что ничего сегодня не ел, — ехидно припомнила я.
— Так «не ел» не означает «я весь голодный». — Стужев поднялся и на ощупь двинулся к ванной.
— Зато теперь ты весь сытый, — пробурчала ему вслед я.
Услышал. Остановился. Медленно повернулся ко мне… Перепелиное яйцо в разрезе этим самым разрезом проехалось по стужевскому лицу, сползло на подбородок, сорвалось на мускулистую грудь…
— Дорогая, — как-то совсем недобро это прозвучало, — никуда не уходи, я сейчас вернусь.