Мария Петровская была красивой пожилой женщиной, ставшей с годами, пожалуй, еще очаровательнее, чем в молодости. Ее выдающийся подбородок и патрицианский нос, лишенные всяких признаков женственности, придавали ей сходство с братом Шандором, покойным Королем, а фигура ее и в юности была крепко сбитой и плотной, но теперь, принимая во внимание ее возраст, это можно было бы любезно назвать приметой зрелости.
Сын всегда служил для нее одновременно источником изумления и неистовой гордости. Внешностью, правда, он пошел в отца, а от матери унаследовал лишь свои замечательные глаза Барони, глаза столь светлого коричневого оттенка, что, когда он волновался, они казались золотыми.
У молодого короля, кстати, были такие же глаза, но у того в сочетании с черными как вороново крыло волосами и смуглой кожей они выглядели довольно жутковато, а при золотистых волосах и бледной коже Василия лишь служили прекрасным дополнением к его тонким чертам и изящной фигуре, делая их владельца еще красивее.
— У тебя недостойный вид, — первое, что сказала мать Василию, едва увидев сына.
Он не дал себе труда зайти домой и переодеться, и, естественно, одежда его была слегка помята, а волосы всклокочены многочисленными руками, жаждавшими этим вечером ощутить их шелковистость. Правда, Василий в любой одежде имел слегка плутоватый вид, но женщины считали, что это невероятно эротично.
Услышав замечание матери, он немного занервничал: она улыбается — значит, что-то тут наверняка не так!
Его глаза сузились, и он подозрительно поинтересовался:
— А у тебя чересчур злорадный! С чего бы это, мама.
Она рассмеялась:
— Честное слово, ты несносен! Разумеется, я никогда не стала бы злорадствовать. — И добавила с улыбкой:
— Может быть, нальешь нам по бокалу вина.
Решив до поры до времени подыгрывать ей, Василий улыбнулся в ответ:
— Великолепная мысль. — И направился к буфету, где держали разнообразные напитки для гостей, по пути пробормотав; — Судя по всему, мне это пригодится.
Он потянулся было к графину с вином, но мать остановила его:
— Пожалуй, я тоже выпью немного твоей великолепной водки.
Василий замер с протянутой рукой и нахмурился:
— Ты ведь не любишь водку.
— Верно, — пожала плечами Мария. — Но мне кажется, сегодня это уместно.
Она снова улыбнулась и опустилась на диван. Василий налил ей небольшую стопочку и вернулся к буфету за бутылкой, после чего уселся на стул напротив матери. Дважды он наполнял свой стакан, прежде чем почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы сказать:
— Ну что ж, приступим к беседе. Я вижу, ты чем-то отвратительно взволнована?
— В ближайшую неделю ты должен будешь поехать в Россию.
— И от этого ты в таком восторге? Она кивнула, и улыбка ее стала еще шире и ослепительнее:
— Именно так, потому что там тебе предстоит познакомиться со своей невестой и привезти ее сюда.
Единственное, что пришло в голову Василию, так это сказать:
— Я не Штефан, мама. Это он ездил к черту на рога за своей невестой, но у меня, слава Богу, невесты нет.
— Теперь есть.
Вскочив со стула, он навис над Марией словно разъяренный тигр. Впервые в жизни мать до такой степени вывела его из себя. Василий ненавидел любые попытки вмешаться в его собственную жизнь, и мать об этом знала и всегда относилась с уважением к его принципам. Ей разрешалось читать сыну нотации, беспокоиться о нем и волноваться за его судьбу, но такое!..
И неужели она воображает, что это ей сойдет с рук?!
— Не знаю, что ты там задумала, но тебе придется идти на попятный и немедленно! Мне все равно, как ты это сделаешь, ты заварила кашу, ты и расхлебывай, но я больше не хочу слышать об этом ни единого слова!
Невероятно, но графиня по-прежнему улыбалась и, по-видимому, вовсе не собиралась скрывать от сына причину своего хорошего настроения.
— Пару слов тебе все-таки придется услышать, мой золотой…
— Мама… — угрожающим тоном начал он.
— Видишь ли, я ничего не сделала, и мне не придется ничего улаживать.
— Что за чушь! Конечно, ты…
— Нет, не я. Дело в том, что своей невестой, которая тебя ждет не дождется, ты целиком и полностью обязан своему отцу.
Усилием воли Василий ваял себя в руки. Столь неуклюжие шутки были не в характере его матери, и он подумал, что за всем этим наверняка что-то скрывается.