— Ей два. И да.
— Ей исполнится три через три месяца. И это не справедливо, — дерзит она.
Я рычу, прижимаясь ближе и заставляя ее споткнуться о собственные ноги, когда она отступает на шаг.
— Справедливость — это точка зрения, а твоя ничего не стоит, как и твое слово.
Она сжимает губы, прежде чем сказать.
— Ты же был самым логичным из вас троих, что случилось с Брейшо, который мог видеть то, что скрывает гнев?
Я изгибаю губы.
— В прошлый раз одна блондинка уже ослепила меня.
Она проводит языком по зубам и слегка кивает, глядя вдаль.
— Верно.
Я смотрю на нее, понимая, что не могу позволить ей бродить по коридорам этого дома, там же, где ходит моя маленькая девочка. В пятницу начались весенние каникулы, так что ей негде будет находиться в течение следующих семи дней, пока мы впятером не вернемся в старшую школу Брейшо.
Мне это не нравится.
Так что, когда она проходит мимо, я позволяю ей, жду, пока ее нога коснется первой ступеньки, позволяю ей считать, что разговор окончен, а затем добавляю:
— Не выходи из своей комнаты следующую неделю, только если не собираешься уйти до того, как мы проснемся. Не должно быть ни одного признака твоего присутствия.
Она колеблется секунду, затем медленно поднимается по лестнице и исчезает из виду.
Только когда я убеждаюсь, что она ушла, я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к остальным.
Рэйвен ухмыляется, а мои братья борются со смехом.
Они знают, что я, блядь, нагло врал, но ей нужно попотеть, а мне нужен знак, что ей не плевать. Настоящий шаг, а не тот, который опутан кознями или пропитан страхом.
Проблема в том, что в нашем мире трудно отличить одно от другого. Правда всегда раскрывается в самый неподходящий момент... например, сразу после того, как я заставил себя отбросить предательство последней женщины, которую впустил в свою жизнь, и вновь открыл часть себя, которую поклялся никогда не открывать.
Мэллори здорово потрепала меня.
Это хреново, но предательства Виктории, стоило ожидать.
Мы с братьями знаем, как это устроено.
Правда приносит неприятности.
Именно поэтому мы существуем в первую очередь.
Мы были рождены с готовой целью, воины с утробы, лидеры с рождения, принятые в семью человеком, который заботился о наших настоящих родителях, которым не повезло прожить достаточно долго, чтобы увидеть, кем мы станем.
Неудержимыми, несокрушимыми.
Брейшо.
— Так, эм, кому-нибудь интересно увидеть фотку того, как Трейси Паркс дрочила мне сиськами сегодня? — спрашивает Ройс, снижая уровень напряжения и заставляя нас рассмеяться.
Двадцать минут спустя, сходив в душ, я перенес свою дочурку с ее кроватки через коридор в мою комнату, и уложил рядом в свою кровать.
Она даже не шевельнула ресницами, как и прежде, крепко обнимая свой маленький плюшевый поезд. Я поправляю ее одеяло, кладу сверху свое и смотрю на самое совершенное маленькое личико.
Я буду любить тебя всем сердцем, и защищать всеми силами, моя малышка Зоуи.
Не смотря ни на что.
Глава 4
Виктория
Не должно быть ни одного признака твоего присутствия.
Еще недавно я бы умоляла о таком «приказе», когда последнее, чего мне хотелось, это смотреть Брейшо в глаза и рискнуть позволить им увидеть правду в моих.
Теперь это раздражает. Невидимость — была всем, к чему я раньше стремилась, но больше не хочу, по крайней мере, не тогда, когда речь идет о них.
Какая ирония.
Следующие четыре дня я делаю так, как было сказано, — ухожу рано, прихожу поздно. Когда они видят меня, то не разговаривают, лишь искоса поглядывают или провожают пустыми взглядами, так что мне остается лишь гадать, что за ними кроется. Но мне все равно.
Я делаю то, что мне приказано, не подавая виду, с высоко поднятой головой и все такое.
Я ведь все еще сплю под их крышей, верно?
Кроме того, я почти уверена, что они устроили за мной слежку. Я хожу в тот же самый парк по утрам, болтаюсь там и занимаю себя тем, что прореживаю сорняки в ящиках для саженцев. И сегодня, когда я вернулась, пара новых перчаток лежала на ожидающем обработки ящике, все еще с ценником.