Мэддок сужает взгляд, облизывает губы, делая шаг ко мне.
Он изучает меня долгое мгновение, и я осмелюсь сказать, что удивление заставляет его взгляд заостриться, а челюсть напрячься.
— Ты любишь эту маленькую девочку.
Если он ожидал от меня ответа, то должен был задать вопрос.
Он знает, что мне известно, как люди, обладающие властью, получают удовольствие, отбирая то, что тебе дорого. Отдать часть себя — все равно, что повесить ошейник с электрошокером на собственную шею и отдать другому контроль.
Мэддок встает рядом со мной, его взгляд устремлен в сторону, где, как я знаю, находятся остальные, но не могу заставить себя посмотреть.
— Эта игра в субботу, — начинает он. — Да, это чертовски неподходящее место для нее. Но, что важнее, это означало бы раскрыть ее городу, когда он еще не готов делиться ею. — Мэддок поворачивает голову в мою сторону, его хмурый взгляд встречается с моим. — Ты должна была догадаться сама.
— Я всего лишь имела в виду, что ей бы понравилось смотреть, как он играет…
— Это ничего не меняет. — Он разворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо. — Не говори, не подумав, ничего не делай, если не понимаешь. Ты уже должна разбираться в этом дерьме. Не заставляй нас уничтожать тебя.
— Разве вы не этого хотите?
— Опять строишь из себя дурочку. — Он впивается в меня взглядом с раздражением, написанным на лице. — Думаешь, когда он уходил от тебя сегодня, его не разрывало на части изнутри, зная, что ты там одна, после всего случившегося? Без защиты, без кого-либо, кто прикрыл бы твою спину? — Он качает головой. — Ты знаешь, что мы упрямые, твердолобые и недоверчивые. Ничего не дается нам легко. И возможно это несправедливо, но это значит, что женщинам в нашей жизни нужно стараться вдвойне усерднее, чтобы прорваться, быть, черт возьми, вдвое сильнее. Другой дороги нет.
— Я не пытаюсь найти обходной путь.
— Тогда вонзи свои когти глубже, — рычит он. — И не вздрагивай, когда хлынет кровь.
Сражайся изо всех сил.
Вот что он говорит.
Вот, чего он хочет от меня.
Сузив глаза, он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить говорить.
— Я могу быть всем для Рэйвен, дать ей все, что она, блядь, пожелает, но этого не будет достаточно. Я хочу для нее большего. Она решила уже давно, еще до того, как узнала, что вы одной крови, и до того, как узнала, что ты что-то скрываешь от нас, что это была ты. У нее никогда не было друга. Мы были ее первыми друзьями. Так будь им для нее. Будь для моего брата тем, что ему нужно, и чего он хочет. Будь здесь для всей моей семьи. Или убирайся. К чертовой матери. Отсюда.
Мэддок делает несколько шагов назад, и мой взгляд скользит через его плечо на остальных, играющих в ночной прохладе. Напряжение сжимает его челюсть, когда он смотрит на меня.
— Он должен увидеть, что ты значишь для нее… мы все должны.
Я вопросительно вскидываю брови, когда он снова перемещается в поле моего зрения, а затем быстро разворачивается. Он кричит через длинную подъездную дорожку, привлекая внимание каждого из них.
Три улыбки гаснут в одно мгновение, но четвертая… она становится шире и шире с каждой секундой, и мое сердце замирает.
Привет, малышка.
— Я сделал это не для тебя и не собираюсь делать это снова, — шепчет Мэддок, прикрыв рот рукой.
Он уходит к остальным членам своей семьи, каждый из которых застыл с широко раскрытыми глазами. Но их шок быстро становится гневом, когда Зоуи бросает мячик, которым они играли, и ножки несут ее прямо ко мне.
Она срывается на бег с ослепительной улыбкой на лице, светлыми кудряшками, подпрыгивающими во все стороны, и не сбавляет темпа.
Кэптен требовал, чтобы я оттолкнула ее, но я не стану, я не могу.
Я быстро выхожу из тени на траву и раскидываю руки в стороны, чтобы она могла запрыгнуть в них.
— Рора! Рора! Рора! — смеется она и восторженно трется носиком о мой. — Ты видела, что я сделала?
Слезы заполняют мои глаза, и я киваю, с силой прижимая язык к зубам, чтобы сдержать их.
— Я не видела ЗоЗо, но ты отлично справилась! — шепчу я.
— Папочка сказал «так держать, Зоуи!» — говорит она звенящим голоском.
Я слегка посмеиваюсь. Она все еще не может правильно произнести свое имя.
— Уверена, он был счастлив, — умудряюсь прохрипеть я.
— Ага-ага! — Она улыбается, дергаясь, чтобы я опустила ее.