— Этим девушкам никогда не пробраться дальше твоего ремня, Капитан. Ты перерос развлечения на одну ночь.
Ройс и Мэддок хихикают, а я стону, глядя в сторону, и засранцы смеются еще сильнее.
— Пофиг, — ворчу я. — Давайте готовиться к бою, пусть сама приходит ко мне.
Ройс быстро доливает себе напиток, а мы с Рэйвен ждем у двери. Мэддок выскользнул первым, чтобы поговорить с одним из наших охранников.
Через несколько минут он возвращается внутрь, и головы начинают поворачиваться в нашу сторону, когда проход расчищается, позволяя нам легко пройти напрямую к рингам.
Клеммонс, один из новых парней, которым мы предложили работать здесь, оттягивает цепь, и мы переступаем через нее, забираясь на новые сиденья, похожие на табуреты, которые Мэддок вмонтировал в пол. Мы находимся почти на уровне метра над полом и на идеальном расстоянии относительно ринга. Достаточно близко, чтобы испачкаться кровью, если будет достаточно жестко, но защищенные заграждением и возвышением.
Я смотрю на Рэйвен и улыбку, которая не сходит с ее лица, на то, как Мэддок наблюдает за ней и как его рука сжимает ее бедро.
Его глаза встречаются с моими, небольшая ухмылка дергается на его губах, и я киваю.
Он отлично справился, ей это нравится.
Андре проходит мимо нас, запрокидывая подбородок и беря в руки мегафон. Крутанувшись на ногах, оглядывает толпу, которая начала собираться плотнее, и объявляет о начале боя.
Оба парня выходят на ринг, слушают правила — никакого оружия, никакой посторонней помощи.
Их бинты проверяют, а затем Андре ныряет под цепь, и толпа сходит с ума.
— Этот парень выглядит знакомо, — говорит Рэйвен, прищурившись.
— Они оба приезжие, — отвечает ей Мэддок.
Она кивает, а затем они с Ройсом начинают делать ставки.
— Полтинник на коротышку, — вытягивает она руку.
— Чего, не, — канючит Ройс. — Я хотел коротышку.
Рэйвен смеется.
— Дело во вспыльчивости, да? Он быстрый.
— Он подкрадется и вырубит этого высокого ублюдка.
— Присоединяюсь к ставкам, и я заберу ваши деньги.
Мы поворачиваем головы влево и видим, что Виктория пытается проскользнуть под цепью, но парень, охраняющий ее, преграждает девушке путь.
Она закатывает глаза на чувака, подступая ближе, и он захватывает ее руку, выкручивая ее назад. Но моя рука взлетает, хватая его за шею в ту же секунду. Его плечи напрягаются, руки мгновенно поднимаются в воздух.
— Извини, мужик, — быстро шепчет он. — Я не знал, что она с тобой. Андре сказал никого не впускать, никого не подпускать и никому не пялиться.
Моя челюсть сжимается, когда я отпускаю его. Он поворачивается ко мне, в ожидании того, что я сделаю дальше, но я только киваю ему.
Он делал то, за что ему платят, — держал других подальше и в узде.
Я хмуро смотрю на Викторию, но она улыбается мне, забирается на сиденье с моей стороны и прислоняется ко мне верхней частью своего тела.
— Не смог сдержаться, да? — шепчет она, но без насмешки.
Это уже второй раз за сегодня я неосознанно среагировал в ее пользу.
Это, мать его, разочаровывает.
— Не бегай вокруг, как идиотка, — говорю я ей. — Если хочешь сбежать, не жди, что с легкостью проскользнешь обратно.
Она переводит взгляд с меня на ринг.
— Мэддок построил это пару недель назад, здесь шесть стульев. Давай не будем притворяться, что еще один добавили без мысли обо мне.
Я стискиваю зубы, раздражение распирает мою грудь.
С одной стороны, она чертовски наглая. С другой — ее уверенность в том, что ее место здесь, будоражит меня, хотя не должна.
Она смотрит мимо меня.
— Так вы, ребята, хотите поспорить или нет?
Рэйвен сужает глаза.
— Хочешь поставить деньги на высокого парня?
— Он победит, — говорит она, но то, как она теребит ногти, выдает ее.
Она волнуется, нервничает.
Что-то не так.
— Те, кого выбираю я, всегда выигрывают, — напоминает ей Рэйвен.
— Тогда тебе нечего терять, — пожимает плечами Виктория.
— Пятьдесят баксов, — срывается Рэйвен. — Это все равно что тридцать семь раз купить еды в магазине, где все по доллару.
Мэддок рычит, качая головой.
Он ненавидит, когда она говорит так, словно все еще на мели, и дерется, чтобы было, что есть и что одеть. Но в то же время он знает, что это часть нее, которая, скорее всего, никогда не исчезнет.