— Закрой пасть! — рявкнул нервно, но меня уже было не остановить. Я уткнулась лицом в свои ладони и продолжила мычать, подтянув колени к животу и замерев в позе эмбриона. — Закрой. Пасть, — повторил совсем близко и что-то холодное коснулось моей головы. Я покосила на него сквозь пальцы, нервно всхлипнула, увидев пистолет, и зарыдала в голос. — Да чтоб тебя… — выдохнул раздраженно и отошёл, принявшись расхаживать по комнате.
Когда слёзы закончились, а я немного отогрелась, убрала одну руку от лица и окинула быстрым взглядом помещение. Деревянные полы, давно не крашеные, тусклый свет, а прямо по курсу стол и стул, на котором сидел мужчина, широко расставив ноги, свесив голову к груди и зажав уши руками.
За моей спиной кто-то слабо простонал, я поморщилась и перекатилась на другой бок, увидев каталку со свисающей безжизненной рукой. Судя по цвету кожи, мужчине не помешало бы переливание или, хотя бы, пара-тройка капельниц. Я начала подниматься, гонимая клятвой, но смогла лишь на четвереньках подползти ближе. Отдохнула, тяжело дыша, ухватилась за край каталки и только после этого смогла встать на ноги, придирчиво взглянув на лицо молодого мужчины. Сбросила полушубок прямо на пол и отодвинула одеяло и простынь, убедившись в своих подозрениях: ранение в грудь. Парня этого я штопала в первой городской больнице большую часть прошлой ночи. Хотя, если судить по сумеркам за окном, выходило, что позапрошлой.
— Отошла, — прошипел тип почти на ухо, Бог знает как оказавшись за моей спиной. Я слегка вздрогнула от неожиданности и покосилась не него, задрав голову.
— Повязку надо сменить и швы наверняка разошлись, — сказала, нахмурившись.
— А ты, типа, врач? — скривился он, а я кивнула, а потом съязвила:
— Я тебе даже больше скажу. Я его врач.
Он завис ненадолго, а потом вернулся к столу, где лежала моя сумочка и принялся в ней рыться. Я сцепила зубы, посоветовав себе помалкивать, а он нашел-таки паспорт и заглянул в него, а потом сверился с фотографией.
— Ахереть везение, — хохотнул, швырнув его обратно. — Делай, что нужно, но он должен выжить.
— Я тебе крестная-фея, чтоли? — округлила я глаза. — Медикаменты где, капельница, набор для кройки и шитья, бинт стерильный, да хоть пластыря кусок! — он поморщился, а я разозлилась: — Тут даже руки помыть негде!
— Так, во-первых, не ори, — рыкнул устрашающе, а я слегка уменьшилась в размерах, хотя и без того была метр с кепкой. — Пиши список, все привезу. А пока я буду ездить, твой долг — не дать ему сдохнуть.
— А во-вторых? — не удержалась от издевки, а он скривился:
— А во-вторых, чем больше вопросов, тем меньше у тебя шансов выйти отсюда живой.
— Ты сейчас уедешь, а я рвану, куда глаза глядят, — буркнула в ответ, а он хмыкнул:
— Валяй. Если что, мы в глухой деревне в пятидесяти километров от города. И под глухой я понимаю заброшенная. До трассы примерно километров семь по снегу, но можешь просто выйти на улицу и спрятаться в ближайшем сугробе — до весны не найдут.
— Угрожать мне — не в твоих интересах. Ты сам явно этому парню не поможешь, — заметила наставительно, а он кивнул:
— Выводить меня — не в твоих. И если он умрет, ты следующая на очереди.
«Хотел бы, давно убил» — проворчала про себя и снова склонилась над парнем, а потом дёрнулась по направлении к столу, а мерзкий тип резко ухватил меня за руку и вывернул ее за спину. Я взвыла от боли, а он слегка ослабил хватку, прошипев:
— Не дёргайся.
— Блокнот и ручка в сумке, — сказала сквозь слёзы, вновь хлынувшие сплошным потоком.
Он отпустил мою руку, а я тут же принялась ее оглаживать, унимая боль. Дошла до стола, прихрамывая на левую ногу, достала блокнот и устало села на стул составлять список самого необходимого. Закончила и протянула ему.
— Первая часть должна быть в скорой.
— Не в этой, — поморщился в ответ.
— Тогда он, скорее всего, не дождётся твоего возращения, — пожала плечами равнодушно.
— Тогда и ты мне не к чему, — сказал вкрадчиво, а по спине пошёл холодок, хотя в доме и без того тепло не было. — Если умрет, можешь начинать выбирать сугроб поуютнее.
Он вышел, хлопнув входной дверью, а я подошла к парню и оценила его шансы, а потом пригорюнилась: их и в больнице было немного. Он лежал в реанимации, в себя не приходил и держался на честном слове, а после такой транспортировки… На протяжении часа я просто стояла над ним, кутаясь в свой полушубок, и смотрела, как жизнь медленно уходит из него, вместе с кровью, сочащейся из-под повязки. Я могла хотя бы зажать его рану, там, где разошлись швы, но это лишь продлило бы его мучения: я слишком хорошо помнила, что там внутри, выковыривая из него пулю, которая попала в ребро, раздробив его на довольно приличное количество осколков, вонзившихся в близлежащие внутренние органы. Я бы скорее удивилась, если бы он выжил. И когда он издал последний вздох, который мне показался вздохом облегчения, я накрыла его больничной простыней, под которой он лежал, и выбежала на улицу, вертя головой, но вокруг лишь лежал снег высокими нетронутыми сугробами, да слегка проглядывалась дорога, по которой уехала скорая. Лысые деревья и кустарники в предрассветных сумерках выглядели устрашающе, скрывая за собой соседние дома, но ни одного огонька я так и не высмотрела, хоть и старательно напрягала зрение. Идти можно было лишь по колее, которую оставила машина, но двигаться было больно, а мучения казались напрасными. Пожалуй, ему так будет даже проще: завершит начатое ночью, просто переехав меня. А умирать под колёсами автомобиля ещё больнее, чем просто замерзнуть в сугробе, это я знала совершенно точно. Насмотрелась за пять лет хирургической практики.