Она подолгу вглядывалась в полотна Клайна. Каждая из тридцати пяти картин, выставленных на этой ретроспективной выставке, была выполнена в черно-белых тонах, столь характерных для бескомпромиссной творческой манеры этого художника.
– Одна-единственная черная линия на белом полотне может полностью изменить убеждения человека, – сказал Чарльз. Он помолчал и глубоко вздохнул. – Это зависит от твоих личных ощущений.
Тэсса повернулась к нему. Впервые сказанное им показалось ей странным и непонятным. Что он имеет в виду под… «личными ощущениями»? Черная линия, она и есть черная линия. И ничего больше. Какая связь может существовать между нею и изменением убеждений? По выражению ее лица было ясно видно, что она этого не поняла, но он не собирался ничего объяснять.
– Клайн, конечно, интересен, он оказал немалое влияние на своих современников Де Коонинга и Поллока. И его последователи весьма значительны – Раушенберг и Твомбли. Если вам это так же по душе, как и мне, мы могли бы продолжить и пойти в Мет[13] на выставку Твомбли.
Он вопросительно взглянул на нее. Тэсса ответила ему улыбкой.
– Это очень интересно. Похоже на урок по истории живописи.
– О Боже! – воскликнул Чарльз. – Немедленно остановите меня, если я начну сбиваться на лекторский тон. Иногда я и сам толком не знаю, что́ мне нравится, а что́ нет, но о живописи я знаю довольно много.
Она рассмеялась, услышав, как он перефразировал известную сентенцию.
– Не верю я вам. По-моему, вы точно знаете, что именно вам нравится. И уж наверняка – что не нравится.
– Так вы, стало быть, считаете, что у меня на все есть свое раз навсегда сформировавшееся мнение?
Оно, конечно, у него есть, но только не о живописи, особенно с недавних пор.
– Я бы сказала, что да, – ответила Тэсса, пока они переходили к следующему смелому абстрактному полотну.
Подойдя к картине, она прочитала табличку под ней – «Без названия – 1957», постояла, вглядываясь в хаотическое нагромождение геометрических фигур и цветовых пятен, потом резко обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Думаю, что переспорить вас нелегко.
Она улыбнулась, сознавая, что флиртует с ним, и вполне сознательно. Он такой откровенный, искренний, прямолинейный. Почему-то именно из-за этого ей не терпелось хоть чуточку его раззадорить. Почему? Интересно бы самой выяснить это. Он очень привлекателен. Очень. Ей нравится, как он одет – с небрежной элегантностью и тонким вкусом. Чарльз выгодно отличался от одетых с иголочки пижонов, которые так и светились самодовольством, нацепив на себя эксклюзивную модель известного кутюрье.
– А вас, значит, легко? Не думаю.
Ему понравилось задорное выражение, мелькнувшее в ее глазах. Чарльз все сильнее ощущал на себе ее обаяние. Для англичанки она чересчур элегантна и жизнерадостна и больше походит на француженку. Возможно, так повлиял на нее брак с американцем.
– Я недостаточно хорошо знаю вас. – Тэсса замедлила шаг, скользнув взглядом по следующему холсту.
– Я вас тоже, – ответил он.
– Отвечаете вопросами на мои вопросы?
– Отвечаю фактами на ваши факты. Ведь вы не задавали вопросов.
– Сдаюсь, – широко улыбнулась Тэсса.
– Разве мы ведем поединок?
Так оно, разумеется, и было, и они одновременно рассмеялись, хорошо понимая друг друга, словно им удавалось читать мысли собеседника.
Все было внове. Все было открытием. Словно был найден необыкновенно волшебный рождественский чулок, вместо сластей и игрушек битком набитый информацией, и где-то в его глубине находился ключик… ключик к более близким отношениям. Так или примерно так думала Тэсса, проходя рядом с Чарльзом мимо абстрактной бетонной скульптуры Клайна.
– О'кей, – сказала она. – Давайте подведем итог. Что, собственно, я знаю о вас? Вы художник, вам нравятся старинные и красивые вещи и не нравится, когда приходится ждать… вы знаете кое-что о любви. Ну и как, это много или мало?
– Что вы имеете в виду «знаю кое-что о любви»? – переспросил Чарльз, склонив голову набок.
– Вы сами так сказали. В книжном магазине.
– Правда?
– Да. Я объяснила, что причиной моего приезда в Америку было то, что я влюбилась, и тут вы сказали: «Кое-что о любви знаю и я».
– Гм-м. Вижу, что в вашем присутствии мне надо быть поосторожнее.
– На тот случай, если слишком много выложите о себе? – рассмеялась Тэсса, которой эта беседа доставляла неизъяснимое удовольствие.
Она нравилась ему. Теперь она это знала. И симпатия эта была взаимной. Ей не хотелось расставаться с ним. Она уже согласилась пойти с ним в Мет. Теперь Тэсса надеялась, что он пригласит ее пообедать.
– О'кей, теперь моя очередь. Давайте-ка посмотрим, что мне известно о вас. Родом вы из Шотландии, в Америке прожили уже десять лет. Любите сельскую местность. Необычайно восприимчивы, обладаете тонким вкусом и стилем, имеете дочь… и… и, ну уж если быть совершенно откровенным, вы очень красивы.
Тэсса оказалась не готовой к таким словам. Она даже не понимала, почему это признание Чарльза заставляет ее смущаться, как школьницу, а яркий предательский румянец заливал ей щеки.
– О-о, – только и смогла вымолвить она. И тут же добавила: – Как приятно это слышать. Спасибо.
Тэсса слегка коснулась его руки, и он не убрал ее. Через мгновение она сама опустила руку.
– Как вы считаете, может быть, на этом мы могли бы и закончить свое знакомство с творчеством Франца Клайна? – спросил Чарльз.
– Думаю, что вполне могли бы. – Тэссе понравилась его манера выражать свои мысли.
Они прошли через куполообразный холл музея и вскоре опять оказались на Мэдисон-авеню. Было свежо, улица еще сохранила праздничное рождественское убранство, в оформлении витрин и рекламных стендов преобладали красные и зеленые цвета в сочетании с золотой фольгой и серебряной мишурой. Проходя мимо книжного магазина, они замедлили шаг. Стал ли он уже местом, «где у них все началось»? Эта мысль пришла в голову Тэссе, и она попыталась отогнать ее – из-за Пита. Думает ли и «знающий кое-что о любви» Чарльз Форд о какой-либо женщине?
Взглянув на нее, он улыбнулся, заметив, что она думает о чем-то своем. Интересно, где же сейчас ее муж? Где дочь? Где расположены ее дома на Манхэттене и в Саутхэмптоне?
– Вот здесь я и живу, – сказала Тэсса.
Она показала на дверь подъезда рядом с книжным магазином. Чарльз застыл как вкопанный. Сбоку от двери расположено пять звонков. В подъезде на грязном полу лежит куча рекламных проспектов и старых газет.
– Здесь? – переспросил он, стараясь скрыть свое недоумение.
Чарльз не сомневался, что эта шотландка происходит из аристократической семьи, владеющей земельными наделами. Саутхэмптон? Стеклянный Дом? Что-то тут не сходится.
– Не возражаете, если мы выпьем кофе? – спросила Тэсса. – Мне нужно согреться.
В ее квартире? Неужели это приглашение?
Нет, она не имела в виду этого. Конечно же, нет. Когда Чарльз кивнул, она провела его в кафе «Мэдисон-авеню», справа от двери в ее подъезд. Сев за столик, они заказали капуччино и эспрессо.
– Вы занимаетесь каким-то бизнесом? – спросил он.
Эта женщина – тайна, утонченная и самая что ни на есть изысканная тайна. Помешивая кофе, Чарльз Форд думал о том драматическом ускорении, которое вдруг обрела его жизнь. До недавнего времени он существовал словно в подвешенном состоянии, его жизнь была заложницей прошлого, его будущее терялось в неизвестности. Затем в холле «Гасиенды-Инн» столкновение с яркой привлекательной женщиной, словно пробудившее его от долгого оцепенения. Кэрол, которая смогла заставить его взять в руки кисть. Он поцеловал Кэрол, ощущая благодарность и ярость одновременно и – что тут скрывать – охваченный неведомой ему до тех пор страстью.
Теперь занавес резко взмыл вверх, и начался второй акт пьесы – под названием «Жизнь Чарльза Форда». Перед ним сидит изящная утонченная Тэсса, которой он уже сказал, что она красива, не испытывая при этом чувства, что он предает Розу. Не было угрызений совести и когда он целовал Кэрол Маккейб. Чарльз сам не мог понять, радует его это или пугает.