— Синего дуба?
Я грела ладони у пламени, а то фырчало, вгрызаясь в ветки.
— Его наружная кора голубоватого оттенка. Разрезаешь первый слой и отковыриваешь второй, — я поперхнулась, — и всё. Просто капаешь на кору любой жидкостью. Подойдет и роса, и слюна, и дождевая вода. Только учти, что кора сгорает моментально, и за пару секунд он полностью истлеет. Поэтому горящую кору используют лишь для разжигания костра, но не для постоянного поддержания. Запомнила?
— Не очень. — Я попыталась проговорить весь алгоритм про себя. — Честно говоря, разжигать огонь водой — это самое бредовое, что я когда-либо слышала.
Ричард не ответил — впрочем, ничего нового. Он воткнул две ветки-рогатины в землю, а на третью одним рывком насадил тушку зайца. Положил её на импровизированный вертел. Когда заяц зарумянился со всех краев, я, глотая слюну, попыталась представить, как же его есть. Тарелок нет, вилок тоже, один нож, да и тот сомнительной чистоты. Но голод взял свое, поэтому вскоре я жевала замечательно прожаренный кусок мяса прямо с палки, давясь слюной. И мне было почти хорошо.
— Уже завтра утром выйдем к селу. Придумаешь какую-нибудь слезливую историю про девочку-сиротку, попросишься на подработку, а дальше действуй по ситуации. Поняла?
— В общих чертах, — пробормотала я, совершенно не представляя, куда действовать, по какой ситуации и когда эта ситуация начнется.
— И чудно. Тогда спать.
Всю ночь снилась полная несуразица: бойница башни, и ветер, раздувающий волосы погоня на лошадях пещера в глубине горы. Будто бы начиталась исторических романов. Во сне я была иной: суровой, умной, решительной. И только где-то далеко в подсознании трепыхался вполне реальный страх. Страх проснуться не там, где хотелось бы, рядом с пугающим человеком, без каких-либо представлений о дальнейшей жизни. Я совсем одна, я в чужом мире, я ничего не понимаю. И меня ждет неминуемая гибель.
Я проснулась от того, что Ричард тряс меня за плечи и шептал в самое ухо:
— Поднимайся. У нас проблемы.
Я начала крутить головой в поисках проблем. Дыхание оборвалось на вздохе. Липкий ужас сковал тело. Ричард прислушался к чему-то, выругался и, схватив меня за руку, побежал.
Солнце светило лениво. Небо, окрашенное красно-янтарными цветами, было выписано кистью умелого художника. Рассветная влага напитала воздух. Крепкая рука сжимала мои пальцы, тянула вперед, не давай возможности остановиться. Ричард не оборачивался, но даже я чувствовала, как он напряжен и вслушивается во что-то, что мне казалось обыкновенной утренней тишиной.
Этот корень я заметила слишком поздно. Упала на колени, потянув Ричарда за собой. И только собиралась вскочить, как Ричард сквозь зубы прошипел:
— Выбрались.
Потом безмятежно улегся рядом, примостив голову на тот самый неблагополучный корень, и прикрыл веки.
Я задыхалась. Полусидела, подогнув одну ногу и склонив лицо к земле. Сердцу не хватало места в груди, и оно рвалось прочь.
— Поэтому я и говорю: по отдельности спастись будет легче, — почти неслышно прошептал мой спутник.
Затем добавил с толикой ехидцы:
— Мне.
— Тебе что?
— Мне сбежать от охотников легче, если рядом нет тебя, — жестко подытожил Ричард. Голос налился металлом.
Несомненно, я являюсь неприученной не только к бегу, но и даже к ходьбе, обузой.
— А кто такие охотники?
Ответ показался хорошо заученной фразой:
— Охотники — это специально обученные королевой люди, специализирующиеся на розыске, поимке и ликвидации… — он сбился, на секунду задумываясь над продолжением, — …определенной группы преступников. Хватит прохлаждаться. Осталось буквально несколько миль.
Затем мой спутник поднялся, а я ужаснулась. Старые раны открылись, кровь сочилась из десятков царапин. И ведь не ноет. На секунду я его даже зауважала.
Час или два, или, возможно, целую вечность мы шли и молчали. Потом Ричард остановился.
— Тебе прямо. Увидишь ворота — иди к ним. Не вздумай оставаться в лесу. Спасибо за помощь, надеюсь, больше не встретимся. Удачи.
И я не успела придумать ответа, как Ричард развернулся, вложил мне в ладонь нож с деревянной ручкой и ушел.
Просто великолепно. Приплыли. Пусть мой спутник груб и жесток, но он мог спасти от многих неприятностей. А будет ли так в деревне? Чем мне заниматься? Что ж, стану селянкой, нарожаю детей и… свыкнусь с этим миром. Осталось только придумать красочную историю моего прошлого.
'Ты сама-то в это веришь?'
Нет. Но выбора у меня все равно немного.
И с этими недобрыми мыслями я вышла из леса.
Глава 3. Добро пожаловать в новый мир!
Староста напоминал шар на ножках: круглый, румяный, пузатый до безобразия. Он долго закручивал ус, смотря, как я топчусь на крыльце его дома, и слушал плаксивую историю про девочку-дворняжку, потерявшую и мамку, и папку. Настоящих мамы с папой очень не хватало, но я запретила себе вспоминать о них.
— Так-так-так, — только и сказал староста, дослушав.
Я потупила взор и показательно шмыгнула носом.
— Так откуда ты шла, бедняжечка? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Понимаю-понимаю, издалека. Времена нынче опасные, а ты такая…
Какая именно такая я не узнала, староста махнул рукой. Смешной он, голосок тоненький, сам вертлявый. Ну, точно, колобок.
— Бродят здесь всякие, — староста отстранился, пропуская меня внутрь чистеньких сеней, — и не хочу даже говорить, кто. Я тебе помогу, деточку. Жилье подыщу, но, сами понимаете, не задарма. Работать готова?
Кивок.
— Готовить научена?
Второй, менее уверенный.
— Может, прясть умеешь али вышивать тесьмой? Вязать? Нет? Заговоры, может, знаешь какие? Тоже нет? Ну, пока на кухню определю, а там посмотрим. Хорошо?
Конечно, хорошо. Даже великолепно. Всё оказалось настолько простым, что я окончательно расслабилась. Через пару минут на стол, куда меня усадили, принесли ароматные кушанья, и хозяин, извинившись, оставил меня за трапезой.
Столовая выглядела великолепно. Изящные резные столы и стулья, на стенах — связки засушенных цветов. Окна были прикрыты ставнями, и я, на радостях, решила их приоткрыть.
Едва я сунулась к окну, как с улицы донесся громогласный, мало похожий на прежний, голос старосты:
— Отправляйся к охотникам. Скажи, что девчонка найдена. Я её придержу.
Моя рука замерла, и я застыла статуей, только бы не выдать себя. Значит, это был обман. Каким-то образом в селе уже осведомлены о моем спасении преступника, и теперь сельчане захотят сдать меня в заботливые руки жутких карателей.
По темечку билось: «Что же делать?!» Я села обратно за стол, стараясь сохранить лицо, уткнулась в тарелку. Ни соленья, ни молодая картошечка больше не лезли в рот.
Староста вернулся и, как ни в чем не бывало, улыбнулся:
— Наелась? Пойдем, кровать покажу. Работать с завтрашнего дня начнешь, а пока отдыхай.
— А можно я с собой еды возьму?
Староста повел плечами — мол, бери что вздумается. Он выдал мне буханку хлеба и повел наверх.
Моя тюрьма была обычным чердаком, где, кроме грубо сколоченной кровати без матраса, стоял ещё платяной шкаф, порядком поистрепавшаяся метелка, табурет и стол.
— Других, увы, нет, — развел староста руками. — Бельишко женушка моя принесет, как воротится. Выходить на улицу не советую, ибо внешние опасности поджидают повсюду.
И лукаво подмигнул.
Что это за опасности, я уточнять не взялась.
Он запер меня на замок. Дверь не поддалась, я подергала. Черт! Куда я вляпалась?! Вчерашняя студентка без каких-либо достижений, а сегодня — пленница в ином мире.
Уткнулась лбом в дверь. Мне конец.
Нет, рано сдаваться! В шкафу пылилась одежда. Чуть великоватые мне штаны из плотной ткани, длинная — до щиколотки — юбка, поеденный молью платок ало-желтой расцветки и две безразмерные льняные рубашки. Под кровать лежал целехонький котелок без ручки, показавшийся мне полезным. Я переоделась в рубаху и юбку, убрала в холщовый мешок, который тоже валялся на чердаке, хлеб, нож и котелок.