Четыре женщины с удивлением смотрели на меня. Врач бросила на них взгляд, в котором было многозначительное: «Что я вам говорила?» Она снова повернулась ко мне:
— Мы хотим вам задать несколько вопросов, — сказала она.
— Прежде чем вы это сделаете, — прервала я ее, — мне хотелось бы кое-что добавить к тому, что я рассказала вам вчера вечером. Я вспомнила.
— Видимо, помог ушиб от падения с лестницы, — заметила она, посмотрев на пластырь на моем лбу. — Кстати, как объяснить ваш поступок?
Я не собиралась ей объяснять.
— Лучше я расскажу вам то, что вспомнила. Это может помочь… хотя бы в какой-то степени.
— Хорошо, — согласилась она. — Вы мне сказали, что были… хм… замужем и ваш… муж вскоре погиб. — Она посмотрела на своих коллег; их лица ничего не выражали, кроме прилежного внимания. — Что было дальше, вы уже не помнили…
— Да, — сказала я. — Мой муж был летчиком-испытателем, — пояснила я им. — Он погиб спустя полгода после того, как мы поженились, за месяц до того, как истекал срок его контракта с фирмой… Тетка увезла меня к себе. На несколько недель. Боюсь, что уже не вспомню, что было в эти недели. Я ничего не видела и не замечала вокруг. А потом в одно прекрасное утро поняла, что дальше так продолжаться не может. Надо вернуться к работе, заняться чем-нибудь. Доктор Хелльер — он заведует Врэйчестерской больницей, где я работала до того, как вышла замуж, — сказал мне, что будет рад, если я вернусь. Я вернулась, начала работать. Работала много, не щадя себя. У меня не оставалось времени ни на мысли, ни на раздумья… Это было восемь месяцев назад. И вдруг однажды доктор Хелльер рассказал мне о препарате, который удалось синтезировать его другу. Не думаю, чтобы он уже тогда искал добровольцев, готовых испробовать его на себе, но я проявила интерес. Из того, что рассказывал доктор Хелльер, явствовало, что препарат обладает весьма перспективными возможностями. Мне показалось, что я могу быть полезной. Рано или поздно кому-то надо испробовать, а я одинока, не обременена родственными связями, меня не очень тревожат последствия. Почему бы мне не быть первой?
— Это был галлюциноген? — перебила меня врач.
— Чуинхуатин. Вы знаете о нем?
Она отрицательно покачала головой, но кто-то из них сказал:
— Знакомое название. Что это такое?
— Наркотическое зелье, — объяснила я. — Добывается из листьев дерева, растущего на юге Венесуэлы. Племя местных индейцев открыло его, как когда-то другие открыли хинин и мескалин. Пользуются им во время ритуальных действий. Жуют листья. Требуется не менее шести унций для желаемого эффекта. Наступает состояние транса, которое длится три-четыре дня. В это время человек беспомощен, как ребенок, и не способен даже на самые простые самостоятельные действия. За ним необходим уход. Это делают специально приставленные члены племени. Они оберегают и охраняют людей, впавших в такое состояние. Это совершенно необходимо, ибо по поверьям, бытующим у племени, зелье освобождает дух из плена тела и дух блуждает во времени и пространстве. Приставленные охранять должны следить, чтобы в покинутое тело не вселился чужой бродячий дух. Когда потом люди приходят в себя, они утверждают, что изведали нечто мистическое и великое. Применение зелья не оставляет последствий, к нему не привыкают. А пережитые в состоянии сна или забытья ощущения настолько сильны, что не исчезают из памяти. Друг доктора Хелльера испробовал препарат в лаборатории на животных, определил дозу, переносимость и прочее, но, разумеется, не мог проверить верность утверждений относительно мистических видений. Видимо, они следствие воздействия препарата на нервную систему, но каковы они — радость, экстаз, страх, кошмары или десятки любых других ощущений — об этом морские свинки не могли поведать…
Я умолкла и посмотрела на серьезные и удивленные лица моих слушательниц, на гору розовых одеял, прикрывавших мое тело.
— По сути, — добавила я, — тут и начинается абсурдное, необъяснимое, невероятное…
Моим собеседницам было, бесспорно, присуще высокое чувство профессиональной ответственности. Они столкнулись со случаем явной аномалии, и в нем следовало добросовестно разобраться.
— Понимаю, — сказала, видимо, старшая из них тоном человека, который при всех условиях предпочитает оставаться на позициях трезвого разума. Она заглянула в блокнот, в который во время беседы то и дело что-то записывала. — Вы можете назвать дату и время, когда был произведен эксперимент?