Ни одна из них, похоже, не собиралась помочь мне.
— Конечно, знают, — наконец сказал кто-то. — И прекрасно понимают, что память не имеет никакого отношения к тому, какой ты категории: первой или второй. Да и какое это имеет значение? Послушай, Оркис…
— Дайте ей отдохнуть, — вмешалась другая. — Видимо, ей досталось в этом Центре, да еще дорога и возвращение домой. Меня тоже это порядком выбивает из колеи. Не обращай на них внимания, Оркис. Попытайся уснуть. Проснешься, и все покажется другим, вот увидишь.
Я с благодарностью приняла это предложение. События развивались настолько стремительно и обескураживающе, что сейчас я не в силах была разобраться в них. Я была опустошена. Поблагодарив свою спасительницу, я откинулась на подушки и сделала то, что делают в тех случаях, когда хотят сделать вид, что спят, — я закрыла глаза. Если в бреду или при галлюцинациях сон возможен, то именно это произошло со мной — я уснула…
За мгновение до того, как я окончательно проснулась и открыла глаза, я почувствовала, что надежда вдруг снова вернулась ко мне: сейчас я открою глаза и увижу, что все прошло, что ничего этого не было. Но, к моему отчаянию, это было не так. Кто-то осторожно тронул меня за плечо, и первое, что я увидела, открыв глаза, было лицо малютки-санитарки с крестиком на кармане.
— Ну вот, мамаша, после сна вы чувствуете себя совсем иначе, не так ли? — сказала она привычным тоном больничной сиделки.
За нею я увидела еще двух санитарок, державших поднос. Они тут же водрузили его мне на кровать, чтобы мне удобно было до него дотянуться. Я с ужасом уставилась на гору еды на подносе. Никогда еще мне не доводилось видеть такого обилия и разнообразия блюд. Первый взгляд на них вызвал у меня тошноту. Но вслед за этим я тут же ощутила в себе как бы странную раздвоенность — мое физическое естество отнюдь не отвергало этой обильной пищи, даже скорее наоборот! Мое же духовное, психическое «я», как-то странно вдруг абстрагировавшись, с удивлением наблюдало, как я принялась поглощать одно блюдо за другим — две, а то и все три порции рыбы, целого цыпленка, пару кусков говядины, гору овощей, фрукты, едва различимые под шапкой взбитых сливок, пинту молока — и все это без всякого ощущения того, что я уже насытилась. Бросив взгляд на соседок, я убедилась, что они ни в чем не уступают мне.
Я перехватила два или три любопытных взгляда, но они были слишком поглощены едой, чтобы снова начать свои дурацкие расспросы. Я стала думать о том, как мне отвязаться от них, и мне пришла в голову хорошая мысль: если бы мне удалось достать какой-нибудь журнал или книгу, я смогла бы сделать вид, что погружена в чтение и ничего не слышу. Не очень, может быть, вежливый прием, но зато эффективный.
Поэтому когда вновь появились санитарки, я попросила старшую принести мне что-нибудь почитать. Эффект от моих слов был самый неожиданный. Санитарки, убиравшие мой поднос, чуть не уронили его на пол, стоявшая у моего изголовья старшая так и застыла с открытым ртом. Затем, собравшись с духом и окинув меня подозрительным взглядом, она озабоченно спросила:
— Вы все еще неважно себя чувствуете, дорогая?
— Совсем наоборот, — с вызовом воскликнула я. — Я чувствую себя хорошо.
Выражение озабоченности по-прежнему не сходило с ее лица.
— На вашем месте я бы постаралась снова уснуть, — посоветовала она.
— Я не хочу спать! Я бы немножко почитала, никому не мешая, — возразила я.
Она несколько неуверенно потрепала меня по плечу.
— Боюсь, вы устали, мамаша. Ну ничего, это пройдет.
Я начала терять терпение.
— Что плохого в том, что я хочу читать? — требовательно спросила я.
Она улыбнулась мне заученной улыбкой.
— Успокойтесь, дорогая. Постарайтесь отдохнуть. Зачем таким, как вы, читать, мамаша? Зачем думать об этом?
С этими словами она оправила на мне одеяло и поспешила из комнаты, оставив меня один на один с моими соседками, которые так и впились в меня недоумевающими взглядами. Хэйзел не преминула издать звук, недвусмысленно означающий ее полное презрение ко мне. В комнате воцарилось молчание по крайней мере на несколько минут.
В своих галлюцинациях я уже, видимо, достигла того предела, когда чувство моей отстраненности от происходящего стало заметно ослабевать. Еще немного, и я уже начну верить, что все это реальность, а не бред. Мне совсем не нравилась разумная последовательность, с какой развивались события. Абсурдность и невероятность сновидений были куда понятней, да они и не требовали объяснений. Меня же пугала достоверность и логичность того, что происходило, закономерность причин и следствий. Появилось неприятное чувство, что, если копнуть глубже, можно обнаружить вполне объяснимые причины, породившие ту невероятную ситуацию, в которой я оказалась.