Она гнала коня, пока тени выветренных скал и мрачных обрывов не опустились на нее всей тяжестью.
Она предполагала, что Латчер направился к Замковой Излучине. Говорили, что хижина на старом дровяном складе не сгорела в тот день, когда Фрум напал на бедлендеров. У нее было лишь смутное представление о том, где находится Замковая Излучина; некоторые из ее учеников жили на окраинах бедлендов, и она разговаривала с ними об этом разок-другой… Оставалось только ехать дальше. Надежда ее угасала вместе с дневным светом, а отчаяние все росло.
Ее трясло. Временами она останавливалась и слушала — не стукнет ли о камень подкова; а один раз сложила ладони рупором и начала звать Клема по имени — пока эхо не подхватило звуки, передразнивая ее. Насколько опередил ее Клем? На два часа? На три? Может быть, он уже выполнил свое задание и возвращается домой?
Сюда, на дно каньонов, вечер опускается рано. Сумерки сгущались, темнота окутывала ее, и она ощутила страх. Понукая коня, она въехала на гребень возвышенности и направилась вдоль него. Оказалось, что, выбравшись наверх, она выиграла полный час дневного света. Кроме того, ее взгляду открылась прерия. Лучи заходящего солнца скользили вдоль земли, и повсюду трава стала золотой, почти зеленой, как будто на старых стеблях вновь распустились весенние листочки. А потом свет медленно потускнел; трава стала серой и потеряла блеск; и ее настроение, поднявшееся ненадолго, вновь упало.
Она ехала вдоль гребня, пока не нашла место, где можно было легко перебраться на другой гребень, но теперь к ней уже подбиралась ночная тьма.
А потом, поглядев вниз, она заметила что-то движущееся.
Волк? Это была всего лишь тень в затененном месте; она казалась слишком маленькой, чтобы быть лошадью и всадником. Но это действительно был человек на коне; всмотревшись, она убедилась в этом. Она снова поднесла руки ко рту и позвала. И только потом спохватилась — не сделала ли ошибку. Что, если это не Клем, а какой-то другой одинокий всадник, может быть, из тех, кто скрывается в этой пустынной местности? Ну почему она не взяла револьвер, который держала при себе в школе по настоянию Джесса? Но она и представить себе не могла, что наберётся духу направить револьвер на человека — а тем более нажать спусковой крючок.
Но тут до нее донесся ответный крик, ослабленный расстоянием — пока его не усилило эхо. Голос Клема! Она закричала:
— Подождите! Подождите, Клем! — и поехала быстрее.
16. ТАМ, ГДЕ ЖИВЕТ ОПАСНОСТЬ
В этот день Лаудон наконец принял решение. Необходимо поговорить с Фрумом. Не так, как он разговаривал с ним несколько дней назад, когда докладывал о результатах поездки, как работник хозяину, а иначе — как мужчина с мужчиной. Он должен рассказать Фруму обо всем, что случилось в Майлс-Сити, и ясно объяснить, что конфликт между Айдахо-Джеком Айвзом и Джессом Лаудоном имеет чисто личный характер и не может служить причиной для большой облавы.
Последние несколько дней он провел в прерии с командой, набранной, чтобы переклеймить новое стадо. Эту работу надо было выполнить до того, как стадо будет рассеяно. Позже дел будет выше головы и без этого — придет время объездов. Фрум сказал ему, чтоб он отдохнул первую ночь после возвращения — за клеймением присмотрит Грейди Джоунз. Но Лаудон отрицательно покачал головой. Что толку пролеживать бока в спальном бараке? Все равно это не избавит от заботы, которая грызет его. Лучше работать. Так можно хоть перестать считать дни и думать о том, что с каждым днем надвигается все ближе… Суббота сегодня, что ли?
Такой же день, как обычно: потеешь у костра, где калятся клейма, слышишь мычание скота, видишь, как пастух бросает лассо, и губы у него шевелятся — ругается, что промедлил и упустил момент. Эта бригада вязала бычков: бычка арканят, валят на землю, стягивают веревкой голову и заднюю ногу, а потом другой работник, схватив за хвост, придавит его к земле и будет удерживать, пока раскаленное железо не прижмется к шкуре и выжжет на ней длинную девятку, свежую и аккуратную. Лаудон подменял людей, пока они курили или пили кофе. Заклеймить три тысячи голов скота — дело нелегкое, даже если в костре разогреваются двенадцать клейм, а вокруг полно лошадей, людей и веревок…
Конечно, весь этот шум-гам и жара хорошо отвлекают — и все же Лаудон не мог избавиться от беспокойства.