Выбрать главу

Стук в дверь прервал цепочку ее размышлений.

– Сидите, – настояла Эдна. – Сама открою. В конце концов, моя это работа или ваша?

Когда ее дородная фигура выплыла в холл, Ханна улыбнулась. Милая старушка Эдна… Она имела чересчур строгие представления о том, в чем должны заключаться ее обязанности экономки Ханны, и не желала поступаться ни одним из них. Однако за последние годы грань между экономкой и ближайшим другом и советчиком Ханны практически полностью стерлась.

Тем временем Эдна с обеспокоенным выражением лица вернулась на кухню. В руках она держала запечатанный конверт.

– Только что пришло с посыльным. Интересно, что там внутри… – Эдна поднесла письмо к свету и повертела его перед глазами, пытаясь угадать содержание.

– Почему бы мне просто не вскрыть письмо? – пряча улыбку, предложила Ханна. – Тогда мы сразу узнаем, от кого оно.

Эдна с видом невинного ягненка вручила ей конверт.

Ханна тотчас открыла его, отметив про себя качество дорогой гофрированной бумаги. Бегло просмотрев его содержание, она ощутила, как щеки обожгла краска гнева.

– Каков наглец! – выпалила она сквозь стиснутые зубы и бросила письмо на стол.

Эдна немедленно подхватила его и углубилась в чтение. По мере того как она подбиралась к концу, ее лицо становилось все мрачнее и мрачнее, а на лбу начали собираться тревожные морщины.

– Кажется, он не шутит.

– Какие там шутки! Содержание этого письмеца не более чем набор обычных дозволенных законом двусмысленностей, – с насмешкой сказала Ханна. – Оно доказывает лишь одно: Александер Доналдсон отлично выдрессировал своего адвоката. А это… – она вновь развернула письмо и потрясла им, – это наглядный пример того, как подобные Доналдсону типы разрешают проблемы, обращать на которые собственное внимание они считают ниже своего достоинства. Они делают так: набирают номер и препоручают проблему адвокату или кому-нибудь другому.

– Все верно, Ханна, но ведь Шерман действительно пробрался к нему в сад и устроил погром. И надо же этому случиться тогда, когда у нас и без него полно неприятностей, – напомнила Эдна.

Ханна со вздохом признала ее правоту. Ведь уже дважды предпринимались попытки выселить Ханну вон вместе с обитателями зверинца. Родители Эдварда приобрели этот участок давно, когда застройщики с их многомиллионными проектами особняков и летних дач для богачей и знаменитостей еще не успели добраться до этой части острова. Теперь, находясь в окружении огромных построек, уютное жилище Ханны выглядело поистине жалко… И кое-кто из ее наименее дружелюбных соседей уже начал выказывать протест против ее крошечного домишки и сумасшедшего зоопарка. Ханне оставалось только надеяться, что никто из них не обратится к Эдварду и не заставит его изменить данному Ханне слову, когда он пообещал не тревожить ее и разрешил жить в этом доме в свое удовольствие столько, сколько она пожелает.

– Думаю, ты права, – наконец согласилась Ханна. – У нас и так достаточно врагов в округе. Я целиком приму на себя ответственность за действия Шермана. Просто я нахожу возмутительным тот факт, что этот тип побежал за помощью к адвокату вместо того, чтобы уладить проблему лично со мной. – Она снова вздохнула. – И все-таки ты права. Придется пойти к нему и серьезно поговорить.

– Дать вам мой свисток? – спросила Эдна, вытаскивая из-под воротника платья большой медный свисток на веревочке, который она носила, не снимая. По мнению Эдны, свисток был наилучшей сигнализацией в случае нападения каких-нибудь, как она выражалась, «подонков и извращенцев».

– Благодарю, не надо, – с милой улыбкой отказалась Ханна. – Я не думаю, что Александер Доналдсон осмелится совершить надо мной насилие. Я скоро приду. – И Ханна скрылась за дверью.

Она выбежала в сад. Солнечный диск уже наполовину исчез за горизонтом; его последние вечерние лучи окрасили небо в нежный бледно-розовый цвет. Ханна быстро зашагала по запущенным, заросшим густой травой дорожкам своего сада и слегка сбавила скорость, когда подошла к разделяющей насыпи, за которой простирался аккуратно подстриженный сочно-зеленый газон ее соседа.

Когда-то и она верила в обязательность ухоженных лужаек и громадных особняков, обставленных изящным антиквариатом. Вера в необходимость реально осязаемых свидетельств успеха была привита ей с детства. Теперь Ханна поняла: для некоторых людей материальные ценности являются необходимой поддержкой, призванной хоть временно насыщать страждущую душу и заглушать печальное отсутствие чувства собственной ценности. Ханна гадала, принадлежит ли Алекс Доналдсон к армии этих людей. Людей, которые инстинктивно тянутся к чему-то неопределенному, недосягаемому в стремлении заполнить зияющие пустоты в сердце.

Ханна в душе посмеялась над такими мыслями. По утверждению Эдны, она была единственной на Земле, кто продолжал верить в светлое и доброе начало в человеке и стремился найти тех, кто, подобно ей, обрел внутренний покой. Однако она понимала – в случае с Алексом Доналдсоном было бы дико даже предполагать, что его не устраивает собственный стиль жизни.

Поравнявшись с большой круглой клумбой у самого дома, Ханна болезненно поморщилась.

– Ах, Шерман, Шерман… – пробормотала она.

Оказывается, своенравный баран не только пооткусывал цветочные головки, он еще и растоптал и повыдергивал с корнем многие растения. Деваться некуда: придется закрыть глаза на свою личную неприязнь к мужчинам типа Алекса и пойти разобраться, нельзя ли утрясти проблему каким-то мирным способом. Ханна обогнула дом и постучала в парадную дверь.

* * *

Алекс выключил компьютер, откинулся на спинку кресла и принялся массировать виски подушечками пальцев. Последние несколько часов он занимался переводом программ из главного компьютера его манхэттенского офиса в компьютер загородного дома. Он собирался контролировать дела прямо отсюда. Даже несмотря на отпуск, Алекс продолжал оставаться человеком действия, созданной для работы машиной.

– Сэр? – раздался голос Джейкоба. После долгих колебаний он осмелился появиться на пороге, за долгие годы службы уяснив, что Алекс терпеть не может, когда его отрывают от работы.

– Все в порядке, Джейкоб, заходи. Я доделаю работу ночью.

– Вас желает видеть некая молодая леди, мисс Ханна Мартиноф.

– Проводи ее в гостиную и предложи чего-нибудь выпить. Я скоро приду.

Джейкоб кивнул и вышел из кабинета, оставив своего хозяина с выражением крайней задумчивости на лице. Приход Ханны нисколько не удивил Алекса. Еще бы ей не прийти – Том Ричардс, его адвокат, был мастер сплетать слова в двусмысленные выражения, каждое из которых звучало почти так же зловеще, как угроза отнять перворожденного сына.

Алекс почувствовал легкий укол совести, вспомнив события сегодняшнего дня. Вернувшись в бешенстве домой, он незамедлительно позвонил адвокату и приказал составить угрожающее письмо для одной дамочки касательно проделок ее сумасшедшего барана. Признаться, он малость перестарался, но за это следует благодарить его раздражительный характер. Конечно, он поступил нелепо… но уж куда в более нелепом положении – пожалуй, самом нелепом за свои тридцать шесть лет – он оказался, когда угодил ногой в кучу лошадиного навоза. Унижение подстегнуло его гнев, и результатом был звонок адвокату. Он захотел проучить ее, доказать, что Александер Доналдсон Третий не из тех, над кем можно безнаказанно потешаться, кого можно не воспринимать всерьез.

Он вдруг улыбнулся. И все-таки она чертовски хорошенькая, хотя ее прелесть и не имеет ничего общего с той искусственной красотой, которую он привык видеть в женщинах. Господи, до чего же прекрасные у нее глаза – неотразимые, ярко светящиеся… Особенно прекрасны они были, когда вспыхнули гневным огнем. Тогда Алекс сразу же ощутил, как по венам застучали горячие волны адреналина. Такое случалось, только когда ему удавалось заключить особенно выгодный контракт. Вызов… да, ее холодные глаза манили и бросали вызов, а чувственные губы изгибались в насмешливой улыбке. Ханна была враждебной корпорацией, борющейся против поглощения; она была решающим избирательным голосом, который требовал бережного обращения. Что-то в облике Ханны подстегивало Алекса и вливало в него энергию, схожую с той, что вынуждала его заключать сделку за сделкой и добиваться успеха с той же легкостью, с какой в банках на его имя выписывались чеки.