Когда плот оттолкнули от берега, Ору показалось, что вода застыла. Зато, продираясь через нее и раскидывая фонтаны брызг, навстречу побежали камни. Налегая на весло, Ор старался направить нос плота в проход, которым прошли предыдущие. Но его напарник, либиец, вдруг загреб навстречу, и связку бревен неудержимо понесло на черную, окруженную пеной глыбу.
Молодой харн, подняв шест, крикнул команду, Чаз навалился на носовое весло, но либ, зажмурясь, опять рванул против течения. Тяжелое весло, ткнувшись концом в камень, вырвалось из вилки и, как великая стрела, с гудением пролетело над плотом, едва не сбив Чаза. Плот с размаху стукнулся о препятствие и, скрипя, полез на наклонный бок камня. Либиец, взмахнув руками, полетел в поток. Остальные, вцепившись в ремни, распластались на бревнах. Плот постоял наклонно, лениво развернулся и вперед кормой скользнул в поток. С берега кинули веревку, потянули бревна к отмели. Туда же прибило ошалелого либа.
— В двух пальцах ото лба! — твердил Чаз, показывая, как летело весло.
Весь день с порогов слышались крики, треск севших на камни плотов и ломающихся весел. Свободные гребцы пялились с берегов или бродили по крепости. После скудной походной пищи люди досыта наедались, чинили одежду, выбирали добычу.
В сумерках тяжелый от сытости Ор вышел на берег, где, привязанные к кольям, колыхались на легкой волне плоты. Он шагнул на свой плот и долго стоял, вглядываясь в щель между скалами, куда, вспухая горбом, втягивалась вода. Волна шевельнула весло. Вспомнилась утренняя неудача — удар и гудение огромной стрелы.
И тут он услышал голос тихий, но настойчивый: «Плохо, что весло вылетает. Не дай ему убежать с плота!» Ор испуганно оглянулся, но вокруг никого не было. Значит, голос шел изнутри? «Но как заарканить весло? — пробормотал Ор. — Ведь им надо грести! Разве примотать к вилке?» — «Она сломается и пропадет вместе с веслом!» — голос стал сердитым от глупости Ора. «Тогда привязать прямо к плоту?» — «Пробуй!»
Ор отрезал кусок повешенного через плечо аркана.
— Оэ, охотник! — окликнул его проходивший мимо Гонд. — Что делаешь?
Запинаясь, Ор рассказал ему, как вырвалось весло, и про голос, что советует посадить его на привязь.
— А будет духам по нраву твоя хитрость? — покачал головою вождь. — Харны не привязывают весел. Если плот снаряжен не по обычаю, река может не принять его.
— Смотри! — Ор шагнул к веслу и стал загребать воду. — Грести не труднее. Может, духи гнев хотят помочь?
— Надо спросить Мать Матерей.
Гезд, выслушав спор, захотела осмотреть плот. По дороге она окликнула Посдеона, и тот присоединился. Послали за старейшиной харнов. Плотовщик, презрительно глянув на ремень, сказал, что настоящий гребец всегда вовремя уберет весло.
— Ты плыл тут много раз, а мы пойдем впервые, — сказал Посдеон. — Я велю всем пеласгам привязать весла.
Гезд обратилась к духам, подняв глаза в вышину.
— Добрый дух говорил с этим воином! — объявила она. — Пусть на всех плотах привяжут весла, чтобы их не выхватила враждебная сила.
Подойдя к покрасневшему юноше, она сильно ударила его в середину груди, отчего у него сладко перехватило дыхание.
— Прислушивайся к этим голосам, охотник, — сказала Мать гиев, — но будь осторожен. Не всегда по голосу отличишь доброго духа от злого.
Солнце едва приподнялось над вершинами, когда семь сотен воинов, вздрагивая от утреннего холода и волнения, сошли к реке. Плоты, натянув привязи, вздрагивали, словно спеша устремиться в смертоносные теснины. Вслед течению вытягивались космы бледно-зеленых водорослей. С берегов наклонялись к воде метелки лилового барбариса, качали головками рослые чертополохи, которыми харны искусно расчесывали козий пух для своих высоких шапок.
Погрузка шла в тишине. Воины ложились на бревна, хватаясь за натянутые ремни, и заранее закрывали глаза. Плоты уходили в Стикс тремя десятками. Впереди каждой шел плот с четырьмя опытными харнами. На остальных лишь в середине стоял с шестом проводник по реке смерти, а весла держали пеласги и смельчаки других племен.
Короткий вопль жертвенного козла надорвал тишину. Его безголовая туша, подняв брызги, упала в воду. Следом оторвался от берега первый плот. Одна за другой десять заостренных площадок взлетели на искрящийся под низким солнцем водяной горб и, спрыгнув с него, исчезли за поворотом.