— Это не забава, — пояснил он. — При работе с бронзой рабов надо обливать, иначе упадут от жары и все испортят. А то и подохнут! — добавил он для ясности.
На сей раз гийское упрямство оказалось сильнее первого правила рабской жизни:
— Вода не сама побежала наверх, — сказал Ор, отряхиваясь, — ты ее сосал как мамонт, когда он хочет полить себе спину.
— Строптивый козел! — в голове атланта звучало одобрение. — Ну, поглядим, что ты скажешь на это…
Умелец распахнул куртку и расстегнул пояс на кожаных штанах. Пряжка была бронзовая, в виде змеиной головы с глазами из синих камешков, а поясом служила цельная змеиная кожа.
— Что скажешь: может эта змейка сама сосать воду, как мамонт?
— Я думаю, не может, — осторожно ответил Ор.
— Смотри! — Сангав опустил пояс в чан, пережал пальцами конец, потом наполовину вытянул змею из воды и перекинул через край. Из обрезанного хвоста выпрыгнула струйка воды и полилась, растекаясь по глиняному полу. Насладившись изумлением гия, умелец вынул змею из воды.
— Ну, — сказал он, — видел? Сосала не хуже мамонта.
— Она, наверное, заколдованная! — сказал Ор, с уважением взирая на змейку. Сангав пожал плечами.
— Любая будет сосать. Можно взять кишку или сшить из кожи. Так сказано в листе о тайнах воды!
— Листы о тайнах! И ты все их читал?
— Не-ет, — засмеялся умелец, — все прочесть пяти зим не хватит. Да многих и нет нигде, кроме Долины Древа. Я там был, — продолжал он с гордостью, — у самого Феруса. Вот человек! Ведь это он придумал водососные башни, а Кеатл только построил. Это тебе не змея. Знаешь, как убирается из канала вода? Силой морских волн и приливов. А без них пришлось бы тысяч сорок поставить отчерпывать… Однако тебе о них знать ни к чему! — спохватился он, к огорчению Ора. — Беги, Соломенная Грива, а то тебе хозяин таких тайн на спине понарисует!
Минула пора жары, настала осень и незаметно переползла в зиму. Ледяной восточный ветер покрывал израненную землю снегом. Когда его сменял сырой ветер с запада, все тонуло в холодной скользкой грязи. Много закоченелых трупов уволокли за зиму к звериным загонам. Когда под весенним солнцем вода стала прорезать морщинки в боках канала, Ор едва поверил, что целый год, луна за луной прошел с тех пор, как он впервые услышал отдаленный гул Подвига.
Тейя спела колыбельную Ириту и сидела в своей комнате, обдумывая, с чем выйдет завтра на пир, куда ее пригласили.
— Госпожа, — приподнял занавесь либиец, — тебя хочет посетить мужчина. — Тейя поморщилась: еще один будет предлагать покровительство. — Его имя Палант из Долины Знания.
— Палант! — Тейя радостно ахнула. — Введи его скорее!
— Вот мы и встретились, — проговорил Палант, разглядывая Тейю. — Но я вижу, став большой певицей, ты за эти годы так и не выросла.
— А ты не округлился, как полагалось бы усидчивому мыслителю. Все такой же тощий.
— Прости, что я так поздно. С утра в Атле полдня болтал со своим приятелем Ситтаром, но только к концу дня он упомянул о тебе, потом рассказал о твоей жизни и даже объяснил, как найти. Конечно, в ответ на мои просьбы.
— Ситтар? Не знаю такого.
— Разве знаменитость может знать всех своих поклонников? Ситтар интересный человек, кстати, тоже из Умизана. Он был купцом, торговал с яптами, потом служил переводчиком во время путешествия Промеата по их земле. А теперь имеет в Атле лавку— покупает смышленых рабов, учит их ремеслам и продает за высокую цену. Я заказывал у него товар…
— А зачем тебе рабы? — перебила Тейя.
— Готовимся в путь на оленях за Ледяную стену и решили взять несколько гиев. Знаешь, я о тебе всегда помнил с тех пор, как услышал твою песню в Ан-жиере, но, посуди сама, искать встреч с подругой Италда не очень-то хотелось…
Тейя кликнула либийца:
— Принеси нам пенного сока и приготовь иш-лох. Как ты умеешь, — добавила она значительно. Раб ушел, польщенно улыбаясь.
Тейя поднялась, взяла в руки лук, провела мизинцем по струнам.
— Хочешь, я спою тебе песню? Новую. Я пела ее только раз, для немногих. Она… но зачем рассказывать! — Пальцы побежали по струнам; мелодия резкая, напоминающая перекличку коттских барабанов, словно раздвинула стены комнаты. Море, порывы ветра, удары весел — и над всем этим ритм волн, приходящих издалека и убегающих вдаль…