Приказом командира бригады капитан Александр Кисурин был назначен комендантом поселка Акапу.
Первые три дня после штурма были заполнены делами до отказа. Вылавливали и разоружали солдат противника, разбежавшихся по сопкам во время штурма. Отправляли их под конвоем в лагерь для военнопленных, созданный на самом юге острова. Свозили в одно место трофейное оружие, боеприпасы. Тянули связь. Устанавливали посты для наблюдения за океаном. Переоборудовали японские землянки под жилье для подразделений, разместившихся в сопках на севере острога.
К концу третьего дня капитан наконец зашел в контору лесопилки, им же облюбованную под комендатуру.
— Товарищ капитан! В поселке Акапу все в порядке! Никто из японских жителей не появлялся! Докладывает дежурный по комендатуре сержант Сидоров! — лихо щелкнув каблуками, радостно сообщил дюжий детина с тремя золотыми полосками на погонах.
— Вольно! — скомандовал капитан, снизу вверх глядя на сержанта. — Так чему же ты радуешься?.. Комендатура?! А жителей ноль целых…
— Так оно же спокойней, — беззаботно ответил сержант. — Сиди и морем-окияном любуйся. Красота!.. — Но, заметив недовольство в глазах командира, тотчас сменил тон: — Вы не беспокойтесь, товарищ капитан. У нас все в ажуре. Пусть только появляются. И рису двести мешков, и этого… соусу из сои. И табаку два ящика… И все бесплатно… как при коммунизме!
Капитан не успел ответить. На столе загудел зуммер полевого телефона. Сержант снял трубку.
— Товарищ капитан, вас!.. Полковник Дементьев, — добавил он вполголоса.
В трубке чуть заглушенный расстоянием рокотал бас заместителя командира бригады по политчасти.
— Это ты, Кисурин?
— Я, товарищ полковник.
— А как японцы? Появились?
— Нет, товарищ полковник.
— Так где же они?
— Не знаю, товарищ полковник. Мы обыскали, товарищ полковник…
— Вот заладил! Товарищ полковник, товарищ полковник! Я это и без тебя знаю. А вот где люди, ты знаешь?.. На вулкан этот, на Тятю, лазили?
— Влезли, пока можно было. Там козел только проскочит…
— Эх ты, разведчик… — с упреком сказал полковник. И в его голосе капитан услышал такую усталость, что ему стало стыдно.
— Мы найдем их, товарищ полковник!
— Ищи. Помни — там дети, женщины, старики. Вишь как запугали их самураи. Черт те куда залезли! Мы для них страшнее сатаны… Все понял, Саша? — Перейдя на неофициальный тон, устало спросил полковник.
— Все, Иван Константинович. Извините. Дел очень было много. А то бы я давно…
— Знаю. Ну, добро, казак. Жду хороших вестей.
Кисурин медленно положил трубку и вытер вспотевший лоб.
— Понял, Сидоров?..
— Еще бы, товарищ капитан… Возьмите меня с собой!!
Двенадцатый день живут беженцы из Акапу в шалашах из веток и травы, построенных в лесу на склоне потухшего вулкана Тятя. Запасы риса пришли к концу. Питались отварами трав и съедобными кореньями. Некоторые хотели спуститься вниз, чтобы принести из дома кое-что из еды. Но единственный представитель власти, полицейский Ока, не разрешил.
Утром тринадцатого дня, когда туман еще окутывал подножие горы, беженцев разбудил гром выстрелов. Сначала канонада звучала глухо, потом приблизилась. Казалось, пушки и пулеметы стреляют со всех сторон, где-то совсем рядом.
— Это гремят пушки нашей победы! Наши доблестные самураи бьют русских! — закричал Ока. — Сейчас мы услышим громовое «банд-за-ай»! И… когда разрешат, можно будет спуститься в долину.
Но измученные голодом и страхом люди не выразили радости. Они тревожно вслушивались, пристально вглядывались в стену тумана, будто могли что-то увидеть за ней. И вздрагивали при каждом залпе.
— Плохо, — сказал дедушка Асано и покачал седой головой.
— Что-о? Что вы сказали? Повторите? — приказал Ока.
— Если вы требуете, Ока-сан[14], я скажу громко, — ответил старик. — Подождите радоваться. Это бьют пушки с кораблей. Я ведь был моряком.
Ока задохнулся от возмущения:
— Вы… вы… Асано Такита, борусиэбику![15] Вы не верите в нашу победу! — он сощурился, будто впервые увидел старого рыбака, и, щелкнув лошадиными зубами, поставив ноги по стойке «смирно», отчего они сразу стали похожими на большую букву «о», сказал: — К сожалению, Такита-сан, я должен вас арестовать.
Люди вокруг неодобрительно зашумели. Ока оскалил зубы в улыбке:
— Не волнуйтесь, пожалуйста. Не сейчас. После победы, конечно. — И, надувшись от важности, торжественно закончил: — Она придет к вам, когда последний русский комиссар будет утоплен в океане! Ждите! — И зашагал прочь.