— Странно, — сказал он. — Сухой, не пожелтел. А позавчера шел дождь. Его положили под камень — значит, спрятали… Тут вот поясок и золотая звездочка. Такие сигареты курят только офицеры, да и то не всякие. Что же это выходит?..
Сандзо, который был рядом с капитаном, напряженно смотрел на окурок, и на его лбу проступали бисеринки пота.
— Сандзо, ты знаешь, кто курит такие сигареты?
Сандзо несколько секунд растерянно смотрел на Кисурина, потом, покрутив головой, ответил:
— Сиру най, сёко-сан!.. Сиру най![27] — И побежал догонять своих.
Сержант хотел удержать мальчишку, но капитан остановил.
— Не надо, Миша. Все равно сейчас ничего не скажет. — Подумал и добавил: — Так вот оно что. Мы с тобой думаем, что все господа самураи в лагере военнопленных. Ан нет. Какой-то зубр у нас под носом ходит.
— И чего он тут крутился? — вслух рассуждал сержант. — Может, к жителям хотел добраться? А может, у него там еще какой интерес есть?.. Если он по карнизу залезет наверх, его и батальоном оттуда не выкуришь.
— Правильно, Миша. Нужно запечатать. Тут мы его скорей поймаем.
— Чем закрыть, товарищ капитан! Была бы хоть одна мина.
— Это идея! Подведем под самурая мину! — расхохотался капитан.
Сержант Сидоров с ефрейтором Кругловым вернулись к началу тропы. В пустых металлических ящиках из-под патронов кинжалом провертели дырки, вставили в них по куску телефонного кабеля с расплетенными стальными жилами. Один ящик положили в самом начале тропы, другой — подальше. Коля на куске фанеры старательно выписывал японские иероглифы, то и дело поглядывая в «Русско-японский военный разговорник». Кол с надписью воткнули в щель у начала тропы.
— Ну как, похоже? — спросил Коля.
Сержант подошел. С фанерки на него смотрели два загадочных знака. А рядом по-русски написано: «Осторожно! Мины!» В ущелье из металлических ящиков грозно топорщились во все стороны стальные усики.
— Не знаю, как самурай, а я бы ни в жизнь не полез!..
Они догнали своих уже почти у поселка.
— Товарищ капитан! «Минное поле» поставлено! — доложил Сидоров. И все трое расхохотались.
Не знал маленький Сандзо Такита, кто такой капитан Масаносукэ Кацумата. Не знал, за что получил он капитанский чин и блестящие ордена… А вот офицеры части, в которой служил Кацумата, знали. На их глазах за короткий срок он из скромного подпоручика, командира взвода, превратился в капитана, заместителя командира батальона. И хотя сами эти офицеры не были мягкосердечными, их подчас удивляла жестокость Кацумата. Они даже побаивались его.
Кацумата считал себя истинным самураем. Ведь в его жилах течет благородная кровь даймё[28] провинции Овари. А настоящий самурай знает только одно дело — войну. Бить, убивать врагов великой Японии, завоевывать земли, подчинять народы — вот истинно самурайское призвание.
Его послали на этот остров, где нет войны и, кажется, некого убивать и подчинять. «Нет, — говорил себе Кацумата, — враги везде есть! Нужно только уметь разыскать их…»
Болтнул спьяна лишнее молодой поручик, посмел непочтительно отозваться о высочайшей особе… А Кацумата тут как тут. Он все видит. Все знает. Проходит время, и неосторожного поручика увозят куда-то жандармы. А подпоручик Кацумата вдруг неожиданно для всех назначается вместо него командиром роты. Через год за другие подобные заслуги он получает чин поручика.
Вообще-то Кацумата считает, что его способности лучше всего проявились бы в жандармерии. Но начальству виднее…
Готовясь к большой войне, высшее командование поставило перед офицерами на Курильских островах задачу: превратить каждый остров в неприступный бастион. В условиях строжайшей секретности возводились сотни дотов и дзотов, подземные казематы, блиндажи, траншеи. Пробивали через сопки туннели, где можно укрыться от любой бомбежки и незаметно для противника перебрасывать войска с одного места в другое.
Работы на севере острова велись под наблюдением военного инженера. Но полновластным хозяином над восемьюстами военнопленными корейцами и китайцами, строившими доты и туннели, назначили поручика Масаносукэ Кацумата. Вот тут он и проявил свой самурайский дух в полной мере.