Я кручу пальцем у виска, так и знала, что мажорик того же поля ягода, пожимаю плечами и бегу к выходу.
Глава 7. Ленивый ангел
Сегодня я бабочка.
Расправляю крылья и порхаю с цветка на цветок. Вокруг невероятная красота. Передо мной колосится огромное поле. То там, то тут мелькают васильки, кучками собираются белые ромашки, легкий ветерок качает пирамидки иван-чая. От пестроты разнотравья рябит в глазах, запах божественной амброзии туманит мозги, сладкий нектар ласкает вкусовые рецепторы.
— Еще, — высовываю хоботок и погружаю его в густую каплю. — Восхитительно!
Но проглотить не успеваю, какой-то жужжащий звук отвлекает от наслаждения. Поднимаю голову, оглядываюсь, крылышки серебрятся и трепещут, сквозь них проникают лучи солнца и раздражают радужку.
— Пайель! Пайель! — ввинчивается в мозг металлический голос. — Пайеля вызывают к директору. Пайель!
— Вот он! — вскрикивает рядом кто-то.
Меня хватают за плечи и встряхивают. Радужные крылья исчезают, вкус нектара превращается в горечь. Только свет по-прежнему бьет в глаза. Закрываюсь от него крылом.
— Что? Что случилось?
— Идиот! Ты что натворил?
— Где?
Наконец встряхиваюсь, вижу склоненные надо мной головы и резко сажусь.
— Тебя к директору вызывают, — трясет меня Ахайя.
— Меня? Зачем? — никак не могу прийти в себя спросонья, тру глаза.
— А мы откуда знаем? — пожимает плечами Махасия.
Вызов к директору небесной канцелярии — самое важное событие для ангелов, и оно случается крайне редко.
— Ну, ты и спать, дружище! — смотрит укоризненно Ахайя.
Ему хорошо, он ангел терпения, может трудиться в поте лица и день, и ночь и не устать.
— Конечно, — огрызаюсь я и бросаюсь к парадной одежде. — Разве можно иметь столько подопечных, как у меня? За всеми даже уследить не успеваю.
— Что поделаешь, нехватка кадров, — разводит руками Ахайя. — Людей все больше, а состав ангелов не меняется.
— Надо поднять этот вопрос пред Святейшим.
— Рискни.
Мы замолкаем. Наши ряды пополняются крайне редко. Это настоящее событие для небесной канцелярии. В ангелы могут перевести человеческую душу, которая соответствует строгим параметрам. Увы, тех, кто способен выполнять миссию ангела, по пальцам пересчитать можно.
Я надеваю строгий белый костюм, расправляю каждое перышко, складываю крылья вместе, повязываю галстук. К вылету готов, а в груди все трясется от страха. Падать больше некуда, я и так в самом нижнем ряду небесной канцелярии. Разве что секретарем на божественный суд отправят грешников пересчитывать. Не хотелось бы. Позор для ангела света.
— На, выпей, приди в себя! — Махасия протягивает бутылочку нектара-энергетика.
— Пайеля вызывает директор!
Подскакиваю от металлического голоса громкой связи. Проглатываю напиток и, поправляя на ходу галстук, несусь к блюдцу внутреннего полетника: крыльями пользоваться запрещено.
— Ни пуха! — кричат вслед друзья.
— Ладно вам! — прыгаю на блюдце, оно тут же взмывает. — Скорости прибавь! — приказываю ему.
— Нельзя! — бурчит железка. — Правила внутреннего распорядка не разрешают.
— Отдам в металлолом!
— Будешь ходить пешком.
Блюдце наклоняется и уходит в крутой вираж, я теряю равновесие и чуть не вываливаюсь за борт. Нет, разбиться я не могу, но в полете придется расправить крылья, а за это получу штраф.
— Треснутый уродец! — срывается с губ.
— Такому работнику, как ты, новая техника не положена, — парирует блюдце.
Задираю голову и грожу кулаком центру управления.
У нас давно разногласия с этим средством передвижения. С трудом подавляю внутренний протест. Мы, ангелы, полные сил и энергии, выступаем против произвола начальства. Почему нельзя использовать крылья? Зачем они нам даны от природы?
Блюдце кругами поднимается все выше и выше. Мимо мелькают отделы небесной канцелярии. Хотел бы я отвечать за любовь или здоровье, а еще лучше — за долголетие. На худой конец можно быть ангелом откровений: сиди и выслушивай жалобы людей, чем не пыльная работенка?
Быть ангелом поддержки и удачи — самое гнилое занятие. А когда у тебя так много подопечных, как у меня, обязательно кого-нибудь забудешь поддержать. Неужели кто-то пожаловался?
— Слушай, медянка, — ласково обращаюсь к блюдцу, — не знаешь, зачем меня вызывают?
— Облаку ясно: натворил что-то.
Прикидываю, в чем мог провиниться, но в голову ничего не приходит. Старался, работал. Подумаешь, заснул на часок!
Мимо мелькают белые кабинеты отдела возвышения, блюдце тормозит и подлетает к краю платформы.