Заверещал телефон Дебби, и я открыла глаза, наблюдая, как соседка поспешно достает его из кармана.
– Привет, малыш, я была… – Ее как будто резко перебили, и я сразу напряглась. – Я знаю, да. Да! Я просто отлучилась, чтобы приготовить кофе. Ты… – Она спрыгнула с кровати, и, когда встала передо мной, наши глаза встретились. Багровые пятна расползались по ее щекам. Она тотчас отвела взгляд и поспешила из комнаты. – Эрик, детка, прости. Я не знала…
Она остановилась у двери и нагнулась, чтобы подобрать скинутые босоножки. Ее хлопковые шортики задрались, обнажая кожу чуть ниже бедра. Я ахнула, но мой возглас, видимо, утонул в потоке брани, изливаемой Эриком.
Синяки самых разных форм и цветов, от желтого до фиолетового, усеивали ее кожу. Некоторые из них явно давнишние. Но были и свежие, пурпурные, и уж я-то знала, что они появились в последние сутки.
Дебби выпрямилась, сжимая в руке ремешки босоножек.
– Я сейчас приеду. Мне только нужно заправиться… я знаю, ты просил, чтобы я это сделала еще вчера, но было уже поздно… – Она глотнула воздуха. – Прости.
Когда она вышла за дверь, у меня сжалось сердце. Я закрыла глаза, но все равно не могла стереть из памяти то, что увидела, понимая, что это значило. Все синяки и ссадины были оставлены там, где их обычно не видно.
Их старались скрыть от чужих глаз.
Рубашка уже липла к спине, и правое колено ломило от боли. В такую жару добраться из Уайтхолла, где я слушала лекцию по истории, до музыкального класса в западном кампусе оказалось настоящим испытанием. Хуже того, если бы я захотела перекусить, мне бы пришлось тащиться обратно в восточный кампус.
– Надо было ехать на автобусе, – вздохнула Калла Фритц, перекидывая сумку-почтальонку на другое плечо. – Тебе совсем ни к чему такие марафоны.
– Я в порядке.
– Не болтай ерунды – я все вижу. – Калла освободила застрявшие под ремнем сумки затянутые в хвост золотистые волосы.
Я познакомилась с ней только на прошлой неделе, когда начала посещать занятия. Мы вместе ходили на историю и музыку, но даже за столь короткое время я успела обнаружить, что иногда она режет правду-матку прямо в глаза.
Если не считать Дебби, Калла, наверное, была моей единственной подругой. Я не брала в расчет Эвери, потому что девушка моего брата не могла не относиться ко мне с симпатией. Напутствуя меня перед началом учебного года, мама сказала, что самая долгая дружба завязалась у нее на первом курсе колледжа.
Но вряд ли со мной произойдет то же самое.
Даже моя дружба с Сади – а мы танцевали вместе с пяти лет – не выдержала испытание временем.
– Ты начала хромать еще у футбольного поля, – добавила Калла.
Солнцезащитные очки скользнули вниз по взмокшей переносице. Я вернула их на место и улыбнулась подруге. Невысокого роста, с аппетитными формами, Калла Фритц напоминала мне одну из тех пинап-герлз[11] пятидесятых годов – девушек, которые танцевали бурлеск[12] и зарабатывали на этом кучу денег.
Но, как и я, Калла была далека от совершенства.
На ее левой щеке от уголка губ до уха тянулся шрам. Под слоем мейкапа он не бросался в глаза. Я не знала, откуда он взялся, и не задавала вопросов, решив, что она сама когда-нибудь расскажет, если захочет.
– Я всегда хромаю, – сказала я. Покалеченную ногу выдавал ярко-розовый рубец, украшающий мою коленную чашечку. Я бы предпочла спрятать его под брюками, но жара стояла невыносимая, и утепляться совсем не хотелось. – К тому же мне необходимы физические упражнения.
Она фыркнула.
– Это моим бедрам нужны упражнения. А тебе необходим гамбургер.
– Ты видела мою задницу? Она лично знакома со многими гамбургерами. И на дружеской ноге с жареной картошкой.
– Ладно. Тогда мои бедра дружат с молочными коктейлями.
Я рассмеялась и вздохнула, когда мы вошли в туннель, соединяющий две части кампуса. Поскольку проход шел под землей и освещался трековыми светильниками,[13] здесь было гораздо прохладнее.
– Интересно, кто-нибудь заметит, если я разлягусь тут поперек дороги? – спросила Калла.
– Наверное, заметят, но я буду валяться рядом с тобой.
Остаток пути Калла ворчала, возмущаясь тем, почему она – будущая медсестра – должна изучать музыковедение. И я не осуждала ее. Это был достаточно легкий класс, но не самый интересный. Наш преподаватель не особо и выкладывался. В конце концов, все студенты приходили на занятия не по зову сердца, а по обязанности.
11
12
13