Выбрать главу

Вездесущее проклятие так и будет молча съедать меня взглядом?

— Пойдем, встретим Лизу, — предлагаю я Марку. В ответ он кивает опущенной головой, стараясь избегать зрительного контакта с Антоном. Марку так же, как и мне, не по себе от встречи с Курковым, нашим общим агрессором.

Иногда я думаю, что если бы Марк не дружил со мной, то не попадал бы под раздачу.

Слезаю с барного стула, взмахиваю волосами, перекидывая их с плеч за спину, и иду напролом через Куркова.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ТАША

— Куда собралась?

Ожидаемо, что наглец схватит меня, конечно же, с присущей ему резкостью. Джентльмен из Антона никакущий. Но вряд ли, если я сообщу об этом неотесанному индивидууму в лоб, он решит переосмыслить свое дикарское поведение.

Я отворачиваю лицо от Куркова. От него разит алкоголем, крепкое амбре едва ли маскирует освежающий, древесный запах парфюмерной воды. Сколько же он выпил? Надеюсь, ему хватит мозгов не садиться за руль…

Я веду плечом назад, пробуя выдернуть локоть, но сводный брат впивается длинными, мозолистыми пальцами в мою плоть сильнее, образуя тугое кольцо. Стискивает до костей и бесчувственно пренебрегает появлением болезненной гримасы на моем лице.

— Отпусти и дай пройти, — требую я.

— Вали-ка ты домой, сестричка, — с язвительной интонацией диктует пакостный мерзавец.

Я задираю голову и буравлю Куркова разгневанным взором. Явился, черт бы его побрал.

— Не сестричка я тебе.

— Да неужели.

На его губах расползается желчная улыбка. Антон припечатывает меня к себе очередным грубым рывком, и то мизерное расстояние, которое было между нами, по сравнению с возникшей ничтожной прослойкой воздуха теперь кажется мне пропастью. Как же он близко… буквально ловит… о, нет-нет, он крадет мое дыхание — каждый вздох — и втягивает через нос. Крылья его носа, подрагивая, раздуваются. Голубые глаза отражают пляшущие блики света.

Завораживает. И губит.

— Ну и чего ты сюда приперлась, а? — рокочет Антон и давит своим лбом на мой лоб, вперившись немигающим, сверлящим взором. Смотрит, словно гепард на добычу за мгновение до того как вонзить клыки. — Парня подцепить? Потрахаться захотела?

Я теряюсь от его вопросов настолько, что моментально лишаюсь дара речи. Вязну в оцепенении, словно в смоле. В принципе, нередко гениальные изречения Антона Куркова вводят меня в ступор. Однако каждый раз он превосходит собственный кретинизм, транслируя сверхъестественный бред.

— По себе людей не судят, — огрызаюсь на болвана.

Лучше бы он наращивал с усердием извилины, а не мускулы.

Я пихаю Антона в грудь, и происходит чудо: он немного ослабляет захват. Пошатнувшись назад, дает мне возможность хорошенечко набрать в легкие воздух.

А затем я взрываюсь.

Вместо того чтобы уйти, изливаю на Куркова поток упреков.

— Чего ты опять ко мне прицепился? Зачем подошел? Я пришла сюда отдохнуть в компании друзей и меньше всего на свете желаю в данную минуту, секунду видеть твою эгоцентричную физиономию. Если бы знала, что наткнусь на тебя здесь, то обошла бы это место за тысячу километров, уж поверь! Так жаждешь скандала? Если некуда выплескивать свою энергию — иди и подерись с кем-нибудь! Сделай что-нибудь абсурдное, травмоопасное и бессмысленное… — я активно жестикулирую свободной от захвата кистью, задыхаясь от сдавливающей грудную клетку запальчивости. Еще немного, и я сорву голосовые связки. — Это по твоей части. Только держись от меня подальше, ради бога. Курков, я о б о льшем не прошу.

Желваки забегали на его скулах, символизируя едва контролируемую ярость.

— И сделать твою жизнь сноснее?

Ну да. На что я рассчитывала…

Я клацаю зубами, в последний раз сверкаю на Антона непримиримым взглядом и, не сводя глаз с объекта своего вселенского раздражения, завожу руку назад.

— Пошли, Марк, — я очень надеюсь, что схватила за рукав именно Марка, а не какого-нибудь незнакомца. Разорвав зрительный контакт с Курковым, специально бодаю его в плечо и пробиваюсь сквозь толпу. Перебирая на кончике языка ненормативную лексику, пропускаю мимо слуха обращения Марка. — А? — наконец, поворачиваюсь к нему. — Извини, — кручу указательным пальцем у уха и выкрикиваю ему: — Отвратительная слышимость.