Курков поднимает меня за бедра, усаживает на свою талию, и вновь врезается в мой рот. Я закрываю глаза, уношусь прочь от реальности, и лишь по звуку открывающейся двери понимаю, что мы куда-то переместились.
После — падаю спиной на мягкую поверхность. Антон швырнул меня на свою кровать, оставаясь у изножья и громоздко дыша. Пялится на меня с гипнотической прямотой, как будто ждет, что я передумаю, закачу истерику и убегу.
Но я никуда не сбегаю. Я совсем не шевелюсь. Мажу беглым взором по многочисленным призам за спортивные достижения: кубкам и медалям. По полу разбросаны вещи, а с компьютерного стола на меня глядит милый, широко улыбающийся мальчишка десяти лет. Маленький Антон.
Дикарь хватается за свои шорты. Я выгибаю бровь, мысленно вопрошая, почему он медлит? Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю за его ломкой, затрудненным дыханием и вздымающейся грудью.
Мы встречаемся взглядами.
Его лихорадит, агония пожирает. Ему больно. Мне нравится это зрелище.
Антон ставит одно колено на кровать и протягивает руку к моему бедру. Плавно ведет ладонью вверх, к промежности, и нежно проводит большим пальцем по клитору. Из меня вырывается непроизвольный гортанный стон. Я запрокидываю голову, с изумлением осознавая, к чему все ведет.
Курков разводит мои ноги в стороны, продолжая тереться подушечкой пальца о чувствительный бугорочек через ткань трусиков. Мое внимание притягивает внушительная выпуклость, очерчивающаяся под его шортами в области паха. Антон берет меня за руку и накладывает поверх эрекции. Его веки подрагивают, глаза закатываются, с губ слетает шипение. Под моей ладонью ощущается приятное тепло и пульсация.
Он твердый. Он чертовски твердый. И огромный.
Это исключительная жесть. Неуправляемый занос. Путь один — в кювет и с обрыва в пропасть.
— Сука, ты сплошное сумасшествие… — рычащим бормотанием прерывает петтинг, грубо берет меня, приподнимает за бедра и срывает трусики.
А потом…
Потом я вижу необузданное пламя в голубых глазах нависающего надо мной Антона. Он осторожно ложится сверху, поставив руки по бокам от моей головы, и принимается покусывать шею, ключицы, грудь.
— Ах! — я зажимаю свой рот ладонью, потому что очередной стон, вырвавшийся наружу, совсем не похож на звук отвращения.
— Бля, охуенно, — пьяным голосом сипит он, сминая в руках мои груди. Рычит громче, берется за лямку и дергает вниз. Раздается треск рвущегося по шву платья. Варвар!
Я лежу под ним с голой грудью, без трусов, с пылающими щеками и абсолютной беспросветностью в голове. Внизу живота тянет, разливается… Как будто я до одури хочу его. Хочу, чтобы он вошел в меня. Собственное тело предает меня. Снова и снова.
Но Антон зачем-то растягивает время. Проделывает дорожку поцелуев вдоль моего живота, спускаясь все ниже. Цепляя зубами и облизывая тазовые косточки, впервые скользким языком проводит по клитору.
Я стону во весь голос, ломая его до хрипоты.
О, господи… Это так… Это так…
Восхитительно. Обжигающе.
Одуревшее сердце бешено грохочет. Тело охвачено огнем. Мышцы и кости сводит сладкой негой. Сквозь гул в ушах до меня доносится низкое, довольное урчание Куркова. Его губы нежно проходятся по влажным складочкам. С моего рта слетает легкий, постыдный всхлип.
— Мокрая, теплая. Пиздец, ты как деликатес, — мычит, утыкаясь носом в гладкий лобок. Его голос отдает возбуждающей вибрацией. Полушепот, смешанный со стоном.
Вид жилистых рук, мертвой хваткой сжимающие мои бедра, выстреливает чистым желанием. Скручивается в тугую спираль, проносится по позвонкам и взрывается в нижней части живота.
Господи, помилуй и помоги.
Его язык больше не изучающий, а требующий свое. Антон обхватывает губами розовый пучок нервов и медленно всасывает в себя. Неописуемая пытка ртом выжигает во мне всякий стыд. Мое тело, отчаянно желающее ласк, выгибается навстречу прикосновениям. Наслаждение жаром пульсирует между ног, причиняя в б о льшей степени боль. Я предельно чувствительна к каждому скользящему порхающему движению его языка, возносящему меня все выше и выше. И, боже, я не предполагала, что могу выделять столько смазки.
Я вздрагиваю, когда Антон очень медленно, приблизительно до половины, вводит в меня один палец. Аккуратно надавливает на девственную плеву и растирает нежную плоть.
— Ебать, как в тебе узко.
Влага сочится из меня. Ноги страшно дрожат. Голова не соображает. Как долго Антону удастся удерживать меня на краю, заставляя чувствовать острую и сладкую боль надвигающейся кульминации? Я хочу кончить. Я хочу, чтобы кончил он. И все прекратилось.