Ближе к ночи меня ожидает душераздирающий телефонный разговор с Адрианом, в ходе которого я заявляю ему о решении поставить твердую точку в наших отношениях. Заикнувшись о причине расставания, начинаю плакать. И вскоре градины слез превращаются в водопад. Сердце рвет в клочья разочарованный голос Адриана. Он посылает меня куда подальше и сбрасывает вызов.
Все правильно. Я заслужила.
Я — дрянь.
Но камень падает с души, потому что я, наконец, облегчила совесть и во всем призналась.
От моего сердца осталась жалкая горстка осколков. А от моей чести — вовсе ничего. Ни крупинки. Ворвавшаяся в мои будни апатия совершенно выбивает из ритма. Я пропадаю из социальной жизни и ухожу в себя. Сутки напролет только и делаю, что реву, заедаю горе мороженным и снова реву за просмотром нескончаемых мелодрам. Какая же там любовь! В реальности такой не существует.
Выхожу из комнаты ранним утром, потому что знаю наверняка — Антон дрыхнет и не высунется, чтобы застать меня врасплох. И иногда ночью — когда голод прижмет. Но мне везло. До сих пор не натыкалась на Куркова.
На третий день торчать в спальне становится невмоготу, и я выбираюсь из убежища слез и страданий. Местом душевного исцеления, конечно же, выбираю мамин сад. Неспешным шагом прогуливаюсь по дорожкам, проложенным сквозь цветочные посадки, подстриженные кусты и изумрудные островки лужаек, залитые серебристым лунным светом. Полной грудью вдыхаю прохладный воздух, пронизанный сладкими ароматами. Я приближаюсь к перголе, расположенной в центре сада, но вынуждена застыть столбом из-за увиденного.
Это невероятно уютное место — лейтмотив сада — осквернено. Кем? Антоном Курковым, естественно.
И двумя голыми, хихикающими девицами.
Бог весть что они выделывают здесь. Я, честно, не собираюсь подглядывать. Обнимаю себя за живот, морщусь в приступе отвращения и отворачиваюсь, чтобы глаза мои не видели эту иллюстрацию Содома и Гоморры.
Почему-то не могу вспомнить, как дышать. В сердце будто пуля застряла. А опухшие глаза, к которым невозможно дотронуться (я интенсивно терла их руками и бумажными полотенцами), вновь наполняются слезами.
Всего два дня прошло после того, как мы…
Непроизвольно оборачиваюсь через плечо и стискиваю кулаки.
Мне должно быть все равно.
Мне должно быть плевать.
Я оттолкнула Антона.
Я не хочу его.
Я презираю его.
И себя презираю за то, что проиграла ему.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ТАША
— Детка, ты уверена? — мама тщетно камуфлирует взволнованность за несмелой улыбкой.
Я перекладываю телефон в другую руку и, подбив под себя подушку, переворачиваюсь на живот.
— Ничего не получается, мам, — вздыхаю я.
— Что ты имеешь в виду? — ей надоедает морщить глаза от ослепительного марокканского солнца, и она надевает солнцезащитные очки.
— Нас с Антоном.
Кривить душой нет смысла.
Я вижу, как беглая улыбка на ее лице стремительно гаснет.
— Что произошло? — мама отставляет чашку с кофе в сторону и удобнее устраивается за столиком в кафе, приготовившись к откровенному разговору по душам.
Подробности ей знать ни к чему. Определенно…
Вяло веду плечом и устремляю взор вниз. Я себя знаю. Еще немного удержу зрительный контакт — и все выпалю, как на ладони.
— Ну, мам… — я нерешительно запинаюсь, уже рассматривая потолок спальни. — Как-то все в раз.
— Что-то ты темнишь. Выкладывай, Таш. Мне-то можешь рассказать. Я твоя мама.
Я мысленно закатываю глаза. О, мамуля, святая ты наивность.
Именно поэтому я ничегошеньки ей не поведаю — статус моей матери запрещает мне распространяться о произошедшем в ее отсутствие. Вторая причина — их брак с Аркадием Валерьевичем. Третья — мамина впечатлительность. В общей сложности этого достаточно, чтобы табуировать навеки вечные тему моей тайны, связанной со сводным братом.
— Я хочу в Барселону, мам. Я скучаю по Адриану, — на его имени мой голос срывается на шепот. О нашем расставании она тоже не в курсе. Боже, я чувствую себя крайне погано из-за того, что ввожу ее в заблуждение.
— Солнышко, мы же хотели пригласить его к нам!
— У него не получается, — очередной обман. Сундук, в котором хранится ложь, ломится от переизбытка содержимого. — К тому же мне поступило предложение поработать с крутым профессором до начала семестра. Я бы многому у него научилась и провела это время с пользой!
Вранье, вранье, вранье.
Почему я не остановилась на том, что просто хочу уехать из России?