Мое сердце трещало по швам, и я чувствовала — оно вот-вот разорвется и уничтожит меня. Окончательно. Завершит то, что начала мама, объявив о своем решении вернуться в Индианаполис и дать моему отцу, которого ненавидела все эти годы, второй шанс.
— Не оставляй меня, Зак, — тихо попросила я, сжавшись от внутреннего холода, которому не было конца и края.
Какая-то ирония судьбы.
Я ненавидела Зака Роджерса всей свой душой. Я мечтала о том, чтобы он ушел из моей жизни. А сейчас… сейчас я была готова молить его о том, чтобы он остался в ней.
— Я не хочу продолжения, Наоми, — четко и медленно проговорил Зак, подходя ко мне. — Мои чувства к тебе были ошибкой. Я думал, что это спасение, но сильно заблуждался. Я позволил тебе войти в мою жизнь и все перевернуть в ней. И сейчас жалею об этом. Я должен был перебороть влечение к тебе. Я знал, что это не приведет меня ни к чему хорошему. Но я поддался и сейчас плачу за это.
Я низко опустила голову и крепко зажмурила глаза. Я боролась с желанием закрыть уши, чтобы больше не слушать тот бред, который он нес.
— Я открылся тебе, — надломленным голосом произнес Зак. — И что теперь? Ты оставишь меня.
— Не оставлю, — сказала я, сжимая кулаки.
— Оставишь! — крикнул он.
Я вздрогнула. С моих губ слетел судорожный вздох.
— Все оставляют, и ты не станешь исключением, — просипел Зак. — Я просто устал от этой боли. Я больше не хочу чувствовать эту тяжесть, — он стал стучать себе по груди. — Все бессмысленно. В этом мире нет ничего настоящего.
— Я — настоящая, — произнесла я, поднимая голову. — И то, что я чувствую к тебе, не ложь, Зак.
Вопреки его испепеляющему не верящему взгляду я подошла к нему и накрыла его щеки ледяными ладонями.
— Я люблю тебя, — сказала я, изо всех сил стараясь унять дрожь волнения в своем голосе. — Я. Люблю. Тебя. И это самое настоящее чувство, Зак.
Я призналась ему в любви.
Впервые.
Я почувствовала, что вместе с этими словами отпустила частичку себя, но от этого мне не стало тяжелее. Наоборот. В меня вселилась надежда, что эти слова, в которых не было ни капли лжи, вразумят Зака Роджерса и вытеснят из его головы всю ту чушь, что он себе накрутил.
— Если ты не веришь в это, тогда все на самом деле было обманом, — сказала я, продолжая смотреть в его пустые глаза.
«Пожалуйста, скажи, что ты не хочешь, чтобы я уходила» молилась я про себя.
На мгновенье, — лишь на одно мгновенье, — я подумала, что лед в сердце Зака Роджерса тронулся, потому что мышцы его лица расслабились, и из кристально-голубых глаз исчез холод.
Когда Зак накрыл мои ладони своими руками, я не смогла сдержать улыбки.
— Все кончено, — сказал он и убрал мои руки от своего лица.
Дождь стер мою улыбку, и я едва устояла на ногах от внезапного приступа бессилия.
Он не поверил мне.
— Возвращайся к маме. Уезжай в Индианаполис, — продолжил Зак, но его голос тонул в оглушающем потоке мыслей, ворвавшихся в мое сознание. — Никогда не возвращайся. Все кончено, — повторил он, опуская застывший взгляд вниз.
Больше ничего не сказав, Зак Роджерс развернулся и подошел к своей машине. Открыв дверцу, он залез в нее и уехал.
Он уехал.
Я смотрела вслед отдаляющейся «Феррари» и не могла поверить, что больше не увижу его. Никогда.
«Все кончено» звенел его безжизненный голос в моей голове.
Больно. Как же больно.
«Все кончено» проносилось вновь и вновь, и я схватилась за голову руками, громко закричав.
Я больше ничего не чувствовала. Ни дождя, ни ветра, ни асфальта под ногами. Это перестало иметь смысл. Это исчезло, и я осталась наедине с невыносимой пульсирующей болью.
Мои ноги подкосились, и я рухнула вниз.
Я упала на колени и схватилась одной рукой за сердце. Жадно вбирая в себя воздух, я смотрела вдаль, но больше не видела красной машины.
Я задыхалась.
Дождь нещадно поглощал мое дрожащее тело, и я тонула в нем. Бесследно.
Неужели, это все? Наша история подошла к концу? Но я не думала, что это произойдет так скоро…
Что мне делать дальше? Как жить с этим гложущим чувством, засевшим в разорванном в клочья сердце?
Я рыдала и не могла остановиться.
Я ненавидела свою мать. Я ненавидела эту чертову судьбу, потому что она играет не по правилам.
Жизнь, как американские горки.
Паршивые, сломанные горки.