— Нет! — вскрикнул я, — Ни в коем случае…, то есть…, - совсем запутавшись, я жалобно посмотрел на девушку и промямлил, — Я не возражаю…, наоборот, очень хочу этого… Я не смел мечтать.
— Так ты собираешься делать мне предложение? Или нет? — снова ехидно и весело спросила меня Свента.
— Да…, то есть нет… То есть, — я резко выдохнул. Медленно вдохнул и четко проговорил, — Свентаниана, я давно люблю тебя, прошу принять от меня полотенце, и пусть Боги благословят наш брак.
— Филлиниан, я с радостью приму твое полотенце, и пусть Боги благословят наш брак.
Я сидел настолько оглушенный свалившимся на меня счастьем, что не сразу расслышал, как Свента меня зовет.
— Филин, очнись!
— Да, счастье мое!
— Нам надо решить вопрос с обрядом.
— А чего тут думать? Приедем на каникулы в Маринаро и я приду к тебе с полотенцем…
— Чтобы за эти два месяца какая-нибудь певичка или Кламира успела задурить тебе голову?
— Какая певичка? И при чем тут Кламира?
— Об этом, милый, ты мне потом все расскажешь. А сейчас вставай, поехали к нам.
Мы встали и направились к выходу. Представляете, я не съел ни крошки и даже не вспомнил о еде! Для меня это очень не характерно. И смутные подозрения, кто у нас в семье будет командиром, начали поднимать свою голову.
Почему я решил, что мы едем в общежитие, не понятно. Привык уже, наверное, за два года, что там наш дом. Карета остановилась против парадного входа в особняк герцогов Маринаро. Я вышел из кареты, подал руку Свенте, помогая ей выйти, потом, так и не отпуская ее руки, вместе с ней вошел в двери. В приемном зале особняка толпились какие-то люди, среди которых я с удивлением увидел своих родителей. Они подошли к нам, посмотрели на наши лица, и отец протянул мне свернутое полотенце. Я взял его и оглянулся в поисках родителей Свенты, которые тоже не замедлили подойти к нам. В зале, как по мановению волшебной палочки установилась тишина. Я протянул развернутое полотенце отцу Свенты и произнес слова обряда.
— Я прошу Богов дать мне в жены Свентаниану Деи Маринаро — Вашу дочь милорд.
Герцог взял полотенце и на вытянутых руках подал его нам. Я вцепился в свой край как клещ — вырвать его у меня можно было теперь только вместе с руками. Герцог, выдержав паузу, резко, но не сильно дернул полотенце к себе. А вот и не удалось ему. Этот кусок вышитой материи так и остался в наших руках!
— Боги не против вашего брака, дети! Да будет он благословен!
Все вокруг нас восторженно завопили, а мы стояли и смотрели в глаза друг другу. Наши руки без нашего сознательного участия соединили края полотенца, а мы так и стояли рука в руке и полотенце между нами. Очнулись после возгласа.
— Поехали. Все уже сидят в экипажах. Пора ехать в храм.
Все остальное было как в тумане. Поездка в храм. Мы со Свентой у алтаря Богини Жизни — молоденькой девушки, распахнутые руки которой с ладонями, обращенными к солано, обвивают зеленые змейки, держащие в пастях цветки колокольчика. Жрица что-то говорит, окуривая нас приятным дымком, и надевает брачные браслеты в виде тех же змеек. Нас выводят из храма и сажают в карету. Везут в особняк и сажают на почетные места в банкетном зале. Мне все эти детали не интересны. Я там — в заоблачных далях, где нет места всей этой суете. Там есть только безбрежное счастье и чистое, как любовь, небо.
Теплый и ласковый луч селены окрасил в кремовый цвет белоснежную простыню огромной кровати. Одеяла сбились куда-то в угол и два тела сплелись в безумии страсти в попытках слиться воедино, раствориться друг в друге. Сколько раз мы со Свентой доходили до вершин наслаждения, я и не вспомню. Правда, первую половину нашей брачной ночи пришлось посвятить осторожной и очень деликатной разъяснительной работе. Я прямо не узнавал в этой немного боязливой Свенте решительную и храбрую девушку, сумевшую так все организовать, твердо взять меня за мантию и провести к алтарю Богини Жизни. Она робела и смущалась, мило краснела и бледнела. Она оказалась… девственницей. Родители воспитали ее в строгости, но не думаю, что это они забили в ее прелестную головку столько предрассудков и табу. Я был нежным и осторожным. Не делал того, к чему она не была готова, и все время нежно покусывая прелестное ушко, нашептывал и нашептывал ей тоном лекаря на приеме, что может происходить между мужчиной и женщиной в постели, а что нет и почему. «Нет» было одно единственное — нельзя делать то, что неприемлемо хотя бы для одного из партнеров. Пол ночи лекций постепенно переросли в то безумие страсти, о котором я уже рассказал в самом начале. Даже половины тех глупостей, которые явно ей наболтали подружки, старавшиеся выглядеть умудренными опытом, но сами в этом ничегошеньки не понимавшие, мне преодолеть не удалось. Однако со временем я надеялся довести дело до победного конца. Наконец, после очередного бурного финала Свента, тяжело дыша, радостно сказала, что я умотал ее, как старую клячу. Ах, если бы она знала, какое наслаждение дарит любовь, не удержалась бы и еще на первом курсе…, ну, если не на первом, то на втором точно к новому году, уж обязательно… Что бы она сделала, женушка так и не сказала, нахально взяла мою руку, подсунула себе под щеку и… заснула.
Встали мы с ней уже поздно. Часа в два дня. Проявив незаурядную смекалку я, не вызывая слуг, нашел, которая из дверей ведет в душевую и туалетную комнаты. Не спеша привел себя в порядок и, накинув халат, вернулся к кровати. Свента тоже уже проснулась и прошмыгнула мимо меня умываться. Ну, нет. Так не пойдет. От меня так просто не ускользнешь. Я прокрался в душевую и… душ мы принимали о-о-о-очень долго. Никогда эта простая процедура не была столь приятной. Короче, в банкетный зал, где гости праздновали уже по второму кругу, а некоторые, успев с утра принять, проспались и праздновали даже по третьему, мы спустились часа в четыре дня. Тут я вспомнил про дедушку Лила и свое обещание пригласить его на свадьбу, потребовал карету и, перехватив бутерброд, помчался в академию. Потом был пир, почему-то герцог и Сен, потом… не помню.
Я окончательно проснулся, потянулся, блаженно жмурясь, открыл глаза и увидел, что часы над дверью показывают полдень. В комнате было тихо — видимо Сен уже ушел в академию на лекции, а мне их посещать не нужно, поэтому можно еще полежать — поблаженствовать. Разве что есть хочется. На столике валялся пустой флакончик, в котором недавно было средство от похмелья. Сен, небось, опять принял лишнего…
Я резко сел на постели. Полдень. Комната в общежитии. А как же Свента? Свадьба? Полотенце? Брачная ночь? Неужели мне все приснилось, да как подробно? А на самом деле не было ничего?… Ужас и тоска с радостным завыванием навалились на меня и стали яростно кромсать мою душу. Вот сейчас влетит Свента и скажет…
В комнату резко распахнув дверь ворвалась Свента. Сейчас скажет — надевай парадный камзол и поехали в ресторан, — отрешенно подумал я, глядя на нее ошалевшими глазами.
— Вот ты где, пьянчуга! Все тебя обыскались, а ты тут разлегся…! Быстро вставай!
Я решил — будь, что будет, но знать я это должен обязательно, и, как с палубы в волны.
— Свента… Мы женаты?
— Что-о-о-о-о! — возмущенно воскликнула Свента. У меня сердце упало. И вдруг в ее глазах заблестели слезы, — Как ты можешь, после всего…?
Тут, наконец, в сознание пробилась умная мысль. Я быстро отдернул рукав мантии, в которой, оказывается, спал, и увидел на левой руке брачный браслет. Такой же точно был на руке девушки. Мне! Не! Приснилось! Свента — моя жена!
Я счастливо засмеялся, подхватил девушку… — Нет! — ЖЕНУ на руки и закружил ее по комнате, как, когда-то в первый день вступительных испытаний.
— Свентушка! Селенушка моя! Я так счастлив, что мне не приснилось. Что все на самом деле! — и счастливо захохотал.
— Что не приснилось? — недоуменно спросила жена.
— Наша свадьба. Представляешь, просыпаюсь я в комнате общаги и с ужасом думаю, что мне все приснилось. Мы не ездили в ресторан, не держали полотенце, не были на свадебном пиру и брачной ночи не было… Так мне стало тоскливо, хоть волком вой.
Свента обхватила меня за шею и звонко расхохоталась вместе со мной.