И Гусейновы, едва я начинал о ком-нибудь из них говорить, впивались в меня глазами, словно старались заставить меня замолчать.
А секретарь колхозной партячейки при виде Гусейновых, сидящих рядом в зале, осекся, охрип и произнес лишь два слова. Секретарь райкома кивнул ему на стакан воды; он ухватился за него, как утопающий за спасителя. И все следили, как он дважды налил из графина воду в стакан и медленно пил.
Процедура оказалась долгой, и секретарь райкома не выдержал:
— Скажите, правда ли то, что написано в фельетоне?
Ответ секретаря партячейки вызвал хохот в зале:
— Если и неправда, но раз напечатано в газете, стало правдой.
Но Гусейновы, за исключением только троих, не признали своих ошибок.
Мнения разделились: секретарь райкома, районный прокурор, заведующий земотделом, секретарь комсомольского комитета требовали строгого наказания виновных и целиком были согласны с тоном моего фельетона; председатель райисполкома и помощник секретаря райкома считали, что мы перегнули палку.
После длительных споров было решено: тем из Гусейновых, кто упорствовал и не хотел ни в чем признаваться, объявить строгий выговор, а остальным — просто выговор. Мне было предложено осветить в газете работу выездного заседания бюро райкома.
ДРУГ ДРУГУ ОПОРА
Секретарь райкома, пригласив меня, сказал, что на очередном заседании бюро хочет предложить мою кандидатуру на должность заведующего отделом просвещения.
Я осторожно заметил:
— А не слишком ли много у меня должностей?.. И редактор газеты, и лектор в партийной школе, и внештатный корреспондент газеты «Коммунист».
— Работающему — дается!
— Я не сказал еще, что пишу.
— Тем более! Поработаешь месяца четыре, а потом посмотрим. Я думаю, ты справишься. Сейчас главная проблема — остановить поток учителей, которые устремились из села в райцентр. Кроме тебя, я не вижу подходящего человека, способного это сделать.
Мне ничего не оставалось, как согласиться. Назначение мое было одобрено единогласно. Больше всего радовался председатель райисполкома, человек работящий и умный, но мягкотелый.
— Деде-киши оглы! Если тебе удастся убедить учителей оставаться в селах, я тебе буду обязан всю жизнь! Подумай только! Центральная улица города скоро будет переименована в улицу учителей: так много их слоняется без дела по ней ежедневно! Когда я вижу их толпами в городе, моя жизнь укорачивается по меньшей мере на год!
И я принялся за новую для себя работу.
Первым делом опубликовал в газете приказ:
«Запрещается сельским учителям приезжать без разрешения отдела народного образования в районный центр. Нарушители будут освобождены от занимаемой должности!»
Через три дня я увидел в Лачине завуча школы из села Хырманлар.
— Почему ты приехал без нашего разрешения? — спросил я его.
— А разве нужно разрешение? — удивился он.
— А как же? Вам послан приказ, который три дня назад был опубликован в районной газете.
— Извините, не знал.
— А что тебя привело в город?
Завуч замялся:
— Дело у меня.
— Какое? Говори, не стесняйся, — настаивал я.
— Извините меня, Будаг-муэллим, мой двоюродный брат находится под следствием… Я приехал, чтобы помочь ему.
— Судебные органы разберутся без твоего участия. А ты немедленно возвращайся в село, чтобы не лишиться своего места в школе!
Учителя, несмотря на приказ, нет-нет да появлялись в Лачине. Было решено совместно с инспектором отдела народного образования провести рейд по сельским школам, чтобы на месте узнать причины, толкающие учителей на невыполнение приказа.
…На рассвете, в пять часов утра, мы выехали из Лачина и уже в половине восьмого были в селе Мыгыдере, где остановились у здания средней школы. Коней привязали в соседнем дворе и стали наблюдать.
В восемь часов утра в школу пришли почти все ученики, а из учителей — никого.
В половине девятого показался молодой человек, взлохмаченный, одетый наспех, кое-как, в галошах, натянутых поверх цветных шерстяных носков. Узнав инспектора, учитель поздоровался с ним.
— А где директор? — спросил я.