Христианскую религию он нимало не преследует и не ненавидит, а скорее, как мне кажется, ценит и почитает.
И далее подтвердил свое наблюдение следующим фактом:
Умерла сестра царя, которую он очень любил, и весь народ рыдал и скорбел; все развлечения и праздники были позабыты, и выражались всевозможные знаки горя. И всякий, кто в такое время поступил бы по–другому или имел бы радостный вид, рисковал своей жизнью. А было как раз Рождество, и голландцы (видимо, обитавшие в пределах владений царя. — Н. К.) его праздновали. Это известие донесли царю, и каждый был уверен, что голландцам не поздоровится. Но царь не придал никакого значения их поступку, поскольку это было связано с их религией.
Конечно, влияние буддизма как государственной религии на Ланке огромно, и повсеместно в городах и селениях острова встречаешь символы буддийской веры и буддийской мысли.
Когда приезжаешь в Шри Ланку, в глаза бросается обилие скульптур Будды, от колоссальных до миниатюрных. Они установлены не только в храмах и местах паломничества, но и просто на улицах, перед правительственными учреждениями; даже возле своих домов особо ревностные верующие иногда сооружают небольшие стеклянные «домики» на высоком столбе, где помещают изображения Будды и другие буддийские символы. Потом уже привычно останавливаешься взглядом на этих возникающих перед тобой по сторонам улиц, стоящих перед важными общественными зданиями, иногда прямо под открытым небом, иногда в тени деревьев (как, например, на лужайке перед зданием Национального Музея в Коломбо), статуях сидящего, стоящего или лежащего Будды. Здесь, на улицах, вне пространства монастырей, они особенно отчетливо воспринимаются как памятники Великому Учителю. Там и тут видишь полусферы специфических культовых сооружений — ступ, от грандиозных до малых, по виду похожие на белоснежные колокола (в ухоженном состоянии они всегда беленые). А сколько здесь монастырей, от древних, богатых, до самых скромных, — наверное, не так легко и сосчитать. И встреча с буддийским монахом не заставит себя долго ждать: там или тут мелькнет приметная фигура — бритая голова, желтое или оранжевое одеяние, напоминающее тогу, в руках иногда округлый веер, сплетенный из пальмового листа, а то и зонтик под цвет одежды.
Вот и сейчас перед моим внутренним взором встают пейзажи любимого острова, солнечного, зеленого, овеянного влажным дыханием соленого океана. По улицам движется живая яркая толпа. Всплывают в моей памяти знакомые и незнакомые лица, звучат слова на ставшем мне своим языке. Как в волшебном калейдоскопе возникают образы отдельных людей.
Как мил непритязательный, будничный наряд сингальской женщины — длинная запахивающаяся юбка редда с набивным орнаментом и подходящая к ней по цвету кофточка хятти, у молодых обычно короткая, не доходящая до юбки; один из концов юбки выкладывается на бедре красивым воланом — это еще больше оттеняет тонкость торса, изящество движений. Недаром этот простой костюм опоэтизирован местными художниками и стихотворцами.
Более торжественная (и дорогая) женская одежда — сари. Их множество — муслиновых, шелковых, из синтетических волокон, с каймой по краям, без каймы, с узорами и однотонных — все они, как правило, привозные, из Индии, а бывает, как ни странно, и из Японии. Я так и не смогла решить, какой способ повязывать сари красивее: так называемый «индийский», принятый у женщин равнины, или горный, кандийский? Первый как бы окутывает фигуру легким облаком, второй четко обрисовывает ее. В официальной и торжественной обстановке предпочтение отдается сари, однако даже и горожанки, по крайней мере для дома, имеют в своем гардеробе редда и хятти.
Стройная женская фигурка в редда и хятти, тонкая рука легко удерживает на бедре наполненный водой калагедия (традиционный круглодонный сосуд с низким нешироким горлом), лицо освещено приветливой улыбкой — не это ли образ самой Ланки?
А как величественны в своих сарама — сшитых прямых юбках — сингальские мужчины! Хотя в большинстве это люди тонкокостные, довольно хрупкого сложения, однако хороших пропорций, с горделивой осанкой! Идет такой человек по дороге, подставляя палящему солнцу непокрытую голову, обнаженные плечи, в одном сарама, но каком! — узор, украшающий этот кусок ткани (будь то набойка или батик, пышный ли, сдержанный), обязательно изыскан, гармоничен по колориту — и сразу понимаешь, что перед тобой потомок «племени львов», даже если это простой торговец фруктами или сборщик пальмового сока. В подоле сарама, натянутом между согнутых колен, сингалы часто качают маленьких детей. Чадолюбие свойственно сингальским мужчинам едва ли не в большей степени, чем женщинам. Детей любят все. И мужчины принимают большое участие в уходе за ними. Отец, нянчащий или баюкающий младенца, — картина обычная в сингальской среде.