Царевич видит монаха
Шло время, и вот однажды все же вышло так, что по дороге в загородный парк Бодхисатта увидел монаха. Тот ступал сдержанно и неторопливо, его глаза были опущены и смотрели лишь на дорогу в полуметре впереди. «Должно быть, это монах, отшельник», — подумал Сиддхаттха. Он пришел к такому заключению, потому что раньше слышал об аскетах, изучая Веды под руководством своего учителя. Но чтобы развеять сомнения, Бодхисатта снова расспросил возничего. «Это монах, — ответил Чанна. — Испытав разочарование в мирской жизни, он ступил на стезю отшельника. Он ищет выход из сансары, которая есть не что иное, как страдание». Когда Бодхисатта услышал эти слова, в его уме возникло желание тоже стать монахом. В тот день он прибыл в царский парк и провел день, любуясь окружавшей его красотой.
Тем временем царь Суддходана послал министра Калудаи устроить грандиозное представление в парке. Молодые девушки пели и танцевали, однако, несмотря на все старания советника, Сиддхаттха оставался безучастен к развлечениям. Царевич думал лишь о том, что видел по дороге в загородный парк: о старике, больном, мертвеце и отшельнике. «Это представление с песнями и плясками — фарс, а играет в нем куча скелетов», — сказал он себе. Теперь все мысли Бодхисатты были заняты отречением от мирского.
С наступлением вечера Сиддхаттха искупался в царском пруду. Когда царевич вышел из воды и слуга облачил его в лучшие одежды, он сиял подобно небожителю. Музыканты славили его в песнях, а брамины читали хвалебные гимны. Сиддхаттха взошел на свою колесницу и уже был готов отправиться в обратный путь, когда прибыл посланник с вестью от царя. «У Ясодхары родился сын», — говорилось в письме. «Рахула[19] появился. Это преграда», — произнес Бодхисатта. По возвращении посланник рассказал царю о словах Сиддхаттхи. «Так пусть моего внука назовут Рахулой», — заключил царь.
Процессия во главе с царевичем двигалась по направлению к дворцу. Царевна из рода сакьев по имени Кисаготами (Мригаджа) жила в доме у дороги и увидела Бодхисатту — такого светлого и безмятежного, но при этом величественного и внушавшего огромное почтение. Она не могла сдержать слов восхищения:
Бодхисатта, чей ум был направлен лишь на то, как погасить пламя страдания, задумался о ее словах. «Близкие такого человека безмятежны, говорит она. Но благодаря чему сердце человека обретает покой? Когда гаснет пламя жажды, пламя гнева, пламя невежества и тщеславия, сердце обретает покой», — размышлял Бодхисатта. Затем ему в голову пришла такая мысль: «Она ободрила словами поддержки того, кто ищет способ положить конец всем страданиям. В знак благодарности я должен сделать ей подарок». Сняв с шеи жемчужное ожерелье стоимостью в несколько сотен тысяч золотых монет, царевич велел передать его царевне. Вернувшись во дворец, Сиддхаттха удалился в свои покои, лег на кровать и продолжил размышлять об отречении от мирской жизни.
Когда Бодхисатта проснулся, в нем созрела решимость: «Настал мой час покинуть дом». Но затем его посетила другая мысль: «Будет неправильно, если я уйду, ничего не сказав отцу. Он воспитывал меня и потратил целое состояние, чтобы я жил в комфорте и благополучии. Я буду неблагодарным сыном, если поступлю так с моим добрым и великодушным отцом, который днем и ночью делал все возможное, чтобы я был счастлив и успешен. Я должен увидеть отца и сообщить о своем решении». И глубокой ночью он отправился в царские покои. Аура Бодхисатты освещала пространство примерно на два метра вокруг. Сияние Ясодхары не уступало ему в яркости. И ночью это свечение было особенно заметным — когда Бодхисатта прибыл во дворец, исходившее от него сияние осветило окрестности. Царь спросил своих слуг: «Неужели уже светает?» — «Еще ночь, государь. К вам пришел царевич», — сказали они. Царь Суддходана поднялся с постели, принял Бодхисатту и спросил: