— Я готов был затрепетать… Внезапно я ощутил внизу, под моими ногами, огромную силу. Я не мог противостоять этой силе, я испытывал страх. Мое тело стало легким, словно пушинка, оно как будто совсем не имело веса. Через мгновение я парил в воздухе на высоте трех-четырех локтей…
Девадатта повернул голову и уставился на Сиддхарту.
— Я сам не понял, сколько продолжалось это парение. Кажется, довольно долго. Не знаю, как я опустился на землю. Я был возбужден, изнурен; мне казалось, что я подвергся ужасной опасности… Вокруг меня уже собрались деревенские жители. Двое купцов, проезжавшие мимо, остановили коней. Пятеро отшельников, и среди них Кашьяпа, пришли с берега Найранджаны. Все они ждали проповедь, и даже деревенская буйволица и та смотрела на меня карими, с поволокой, глазами. Я сказал, что желания губительны, и неважно, какие они. Я сказал, что отшельники Урувеллы, страстно желающие обрести магическую силу и изнуряющие себя постами, только сильнее привязывают себя к бытию. Я сказал, что главные преграды на пути к освобождению — это ассавы, желания. На следующее утро я поел рису, сдобренного медом и тростниковым сахаром, и снова сел под смоковницей. Закрыв глаза и стиснув зубы, я прижал язык к нёбу, сдерживая вдохи и выдохи. Пот струился у меня из-под мышек, горячие ветры взвихрялись в моей голове. Постепенно боль проходила, уступая место волнующему ощущению нового дыхания, более глубокого и полного, чем дыхание легкими. У основания позвоночника я почувствовал пробуждение силы. Эта сила копилась во мне, превращаясь в ручеек, потом в горный поток, и вдруг пошла кверху упругим волнообразным движением, подобно змее. В это мгновение я произнес «Аум»[5] и на выдохе выскользнул через горло.
Девадатта рывком сел. Он смотрел на Сиддхарту широко раскрытыми глазами.
— Я взмыл над развесистой кроной смоковницы, над деревней, над сверкающим руслом реки Найранджаны, над дымившими внизу кострами отшельников. Взлетел свободно, как птица, и стал опускаться в долину, опускаться стремительно и плавно, словно кто-то бросал мне землю и она сама летела мне навстречу. Там рос баньян, похожий на небольшую рощу. Главный ствол баньяна давно погиб, но дерево продолжало жить: от мощных пологих ветвей шли вниз воздушные корни, становясь новыми стволами и подпирая зеленую кровлю… Среди воздушных стволов баньяна я увидел духов растений. Вначале они возникли передо мной, как небольшие ярко светящиеся пятна, но постепенно я стал различать их очертания. Я говорил с ними, и они отвечали мне. В это же время мое тело продолжало сидеть под смоковницей, и тонкая серебряная нить соединяла меня с ним. Вернувшись в него, я ощутил боль в занемевших членах и зуд от укусов насекомых…
— Выходит, душа все-таки есть! — не выдержал Девадатта.
— Она есть, но не у всех, — улыбнулся Сиддхарта. — У многих людей только зачаток души.
— Зачаток?
— Да. Такие люди бесцветны и лишены аромата. Сердца их трусливы, они не стремятся к Истине и бесконечно далеки от нирваны. Они с уверенностью судят о многом, почитая одни поступки — благородными, другие — низкими и постыдными, а в глубине души у них просто не хватает смелости совершить те поступки, которые они на словах отрицают. У них нет настоящей души, и они обречены на мучительное блуждание в сансаре. Это слепые посредственности, существа, подобные мусору.
У Девадатты захватило дух. Сейчас он не чувствовал ни усталости, ни боли.
— А я… могу научиться летать?
— Думаю, можешь.
— У меня есть душа?
— Это знаешь только ты.
— Я не знаю этого.
— Значит, ты должен понять себя. Поймешь себя — поймешь все. Строители каналов подчиняют воду, лучники — стрелу, плотники — дерево, а мы, шраманы, самих себя. Месяц назад я велел Кашьяпе заняться тобой. Он помог тебе?
— Сегодня я чуть не убил его, — с отвращением сказал Девадатта.
— Тогда он достиг цели. Пойми: люди, приходящие сюда, слепы. Они хотят для себя блага, которое понимают как удовольствие. Они не знают, что удовольствие неразрывно связано со страданием, радость — с болью, добро — со злом, правда — с притворством. Кашьяпа — грубый старик, но он знает, что делает. Если бы мы не лишали людей иллюзий о них самих, не было бы никакого роста. Сегодня ты почувствовал стыд, боль, ярость, отчаяние. Ты дошел до крайней точки падения и только теперь можешь двигаться дальше. Если ты очистишь от скверны свой ум и поборешь лихорадку страсти, то увидишь свою душу, своего внутреннего господина.