Двери в Рай для змеи закрыты.
Раненый олень, не ищи целебной травы:
Сердце твое навеки разбито.
Девушка смертельно скучала, но оживилась и легонько толкнула его локтем при виде меня, случайного соглядатая.
- Простите, - сказал я, отворачиваясь.
- Карим, почему ты меня игнорируешь?
Теперь я узнал его: это был Чарли.
- Я не игнорирую. Вернее, не нарочно. Чего это ты так посеребрел?
- А так смешнее.
- Чарли, я целую вечность тебя не видел. Чем ты занимался? Я уже начал за тебя беспокоиться, и вообще!
- Нет причин за меня беспокоиться, малыш. Я готовил себя к будущей жизни. И вообще!
Я обалдел.
- Н-да? И какой же будет эта твоя будущая жизнь? Ты уже в курсе?
- Когда я смотрю в будущее, я вижу три вещи. Успех. Успех...
- И успех, - устало договорила за него девушка.
- Это обнадеживает, - сказал я. - Так держать, мужик.
Во взгляде девушки появилась насмешка.
- Малыш, - хихикнула она. И ткнулась губами в его ухо. - Чарли, может, ещё почитаешь?
И Чарли снова начал читать, теперь нам обоим, но я уже не получал от этого удовольствия. Если честно, я чувствовал себя довольно глупо. Мне была срочно необходима свежая доза папиного лекарства для мозгов, но не хотелось уходить от Чарли. Зачем он покрасился в серебряный цвет? Неужели мы вступили в новую эру причесок, а я совершенно упустил это из виду?
С трудом я заставил себя вернуться в гостиную. Папин ангажемент на одно выступление включал в себя получасовую шепелявую инструкцию плюс вопросы, потом получасовой сеанс йоги с легкой примесью медитации. В конце, когда все поднялись, сонно переговариваясь, тетушка Джин холодно поздоровалась со мной. Я видел, что ей не терпится уйти, но в то же время она глаз не сводит с расслабленного, улыбающегося папы в дальнем конце комнаты. Его окружили Ева и ещё несколько желающих получить побольше информации о его учении. Двое из них спросили, не согласится ли он устроить такое собрание у них дома. Ева собственнически увела его, безостановочно кивающего, от этих зануд.
Перед уходом мы с Хелен обменялись адресами и телефонами. Чарли с девушкой спорили в прихожей. Чарли хотел отвезти её домой, а она настаивала на том, что поедет куда сама пожелает, глупышка.
- Ну почему ты меня не хочешь? - спросил он. - Я вот тебя хочу. Я теперь тебя люблю.
Почему он так несдержан? Я, по крайней мере, если хочу кого-то, кто не хочет меня, умею проявить безразличие. Я насмешливо фыркнул в его сторону и вышел ждать папу и Еву на улице.
Вот, значит, как оно выходит. Хелен безответно любила меня, я безответно любил Чарли, он безответно любил мисс Пачули, а она, вне всяких сомнений, безответно любила ещё какого-нибудь паршивца. Единственной парой, любящей небезответно, были папа с Евой. Я ужасно страдал, сидя с ними в машине, когда Ева то и дело обнимала папу. Папе пришлось даже предупреждающе погрозить ей пальцем, и она его за этот палец укусила. А я сидел там как примерный сынок и притворялся, что меня не существует.
На самом ли деле папа любит Еву? Мне было трудно в это поверить, мир в нашем доме всегда казался мне нерушимым. Но ведь он этого и не скрывает. После выступления он подарил Еве такой сочный поцелуй, как будто впился в апельсин, и сказал, что без неё никогда бы не справился. А она ворошила ему волосы, пока Карл и Марианна стояли в молитвенной позе со сложенными руками, а Тед и Джин в своих дурацких пальто пялились на них, как два тайных агента. Что же такое творится с папой?
Мама ждала нас в прихожей, лицо её частично скрывала телефонная трубка. Говорила она мало, но на другом конце провода отчетливо раздавался далекий голос Джин. Ловко сработано. Папа скрылся в своей комнате. Я хотел драпануть наверх, но мама сказала:
- Минутку, умник фигов, тут с тобой хотят поговорить.
- Кто?
- Пойди сюда.
Она сунула мне телефон, и Джин коротко сказала:
- Приходи завтра. Чтоб был. Понял?
Вечно она орет, как будто с дебилом разговаривает. Да пошла ты, подумал я. Когда она в таком настроении, лучше держаться от неё подальше. Хотя, конечно, нет на свете человека горластей меня. Я там буду, непременно.
Так что на следующее утро я помыл велосипед и вскоре подпрыгивал по кочкам неасфальтированных дорог, повторяя наш вчерашний маршрут. Ехал я медленно, попутно разглядывая мужчин, которые пылесосили, поливали из шланга, мыли, чистили, полировали, скребли, чинили, обсуждали и любовались своими машинами. Стоял ясный, погожий денек, но заведенный порядок их жизни никогда не менялся. Женщины кричали, что обед на столе. Народ в шляпах и костюмах возвращался из церкви, у каждого в руках Библия. И детки все как на подбор умытые и причесанные.
Я был не совсем готов предстать пред гневные очи Теда и Джин, и решил заскочить к Хелен, которая жила с ними по соседству. Перед уходом я наведался в папину комнату и стащил у него упаковку презервативов, покрытую вековой пылью, - так, на всякий пожарный.
Хелен жила в большом, старом доме в стороне от дороги. Кажется, все мои приятели жили в больших домах, все, кроме нас. Немудрено, что у меня развился комплексом неполноценности. Но дом Хелен выглядел отнюдь не на миллион долларов. Кусты и клумбы одичали, тропинка заросла одуванчиками. Навес как-то скособочился. Дядя Тед сказал бы: "Стыд и позор".
Я оставил велосипед снаружи, за воротами. Попытался было открыть калитку, но она не поддавалась. Ну, для меня это, сами понимаете, не помеха, я перемахнул через забор. На крыльце нажал кнопку звонка, он заверещал в глубине дома. Прямо ужастик какой-то, фу-ты ну-ты! Но, надо вам сказать, я действительно струхнул. Ответа не было, и я решил обойти дом вокруг.
- Карим, Карим, - над головой у меня раздался торопливый, тревожный голос Хелен, она высунулась из окна.
- Эй, привет, - крикнул я. - Я просто хотел повидаться.
- Да, я тоже!
Я разволновался. Вечно мне нужно все и сразу.
- А чего ж тогда? Ты что, выйти не можешь? Или Джульету репетируешь?
Вдруг голова её дернулась, и Хелен как будто втащили назад в дом. До меня долетела приглушенная перебранка - голос был мужским - и окно со стуком опустилось. Потом задернули занавески.
- Хелен, Хелен! - позвал я .
Открылась дверь. Там стоял отец Хелен - здоровяк с черной бородой и могучими руками. Я представил себе его волосатые плечи, и, что ещё отвратительнее, волосатую спину, как у Питера Селлерса и Шона Коннери. (У меня был список актеров с волосатыми спинами, который я его постоянно пополнял новыми экземплярами). И тут я побледнел, но, видно, недостаточно, потому что Волосатая Спина спустил с поводка пса, датского дога, мать его растак, и он заинтересованно потрусил ко мне с разинутой пастью, огромной, как пещера. Зубы - не зубы, а зазубренные желтые клинья - с трудом помещались в эту пасть, увешанную тягучими нитями слюны. Я сложил руки перед грудью, чтобы псина не могла их откусить. Может, в этой нелепой позе я напоминал лунатика, но поскольку руки могли мне понадобиться для других целей, мне было плевать, как я выгляжу, хотя обычно я фанатично слежу за этим, будто весь мир только и делает что непрерывно следит за мной и ждет, не допущу ли я какую-нибудь оплошность в самых сложных и не предназначенных для чужих глаз ситуациях.
- Не вздумай больше таскаться к моей дочери, - сказал Волосатая Спина. - Она не встречается с мальчишками. Тем более с китаезами.
- А, ну ясно.
- Ясно?
- Ну да, - сказал я негромко.
- Мы не хотим, чтобы вокруг дома шлялись черномазые.
- А что, много шляется?
- Кого?
- Черномазых.
- Где?
- Вокруг дома.
- Нам это не нравится, - сказал Волосатая Спина. - Сколько бы черномазых тут не шастало, нам это не нравится. Мы - сторонники Еноха28. Только попробуй тронь мою дочку, я твою черную лапу всмятку молотком раздроблю! Молотком!