Будда постижим только благодаря твоему усилию. Ты постигаешь его своей собственной шрамой. О благодати нет и речи. Это может показаться сложным, но никакого противоречия с научным мышлением тут нет.
Человек в этом мире — одинокий странник, потерявшийся в лесу. Вот он сидит под деревом и молится, не зная, к кому обращены его молитвы, не зная, где бог, существует ли он вообще. А вдруг это всё впустую? Если никакого бога нет, тогда... А ведь в то время, что человек проводит в молитвах, он мог бы искать и находить.
Будда говорит: однажды ты осознаешь, что потерялся в этом мире, что должен найти свой собственный путь, что помощь ниоткуда не придет, и тогда ты осознаешь ответственность. Молитва — это безответственность. Молиться — значит уклоняться. Молиться — значит быть ленивым. Молиться — значит просто ожидать спасения.
Будда говорит: необходимо усилие. Молитва ущербна, в учении Будды нет места молитве, но есть место размышлению. Можно размышлять, но нельзя молиться.
И вот в чем различие между молитвой и размышлением. Для молитвы нужна вера в бога, размышление же не нуждается ни в какой вере. Оно вполне научно. И бывают состояния ума, когда суждениям нет места. Можно перестать рассуждать, оставить думы и погрузиться в тихое созерцание, спокойное, безмятежное состояние. И только тогда тебе приоткроется дверь.
Человек одинок, он сам, своим тяжким трудом постигает истину, и, если он уклоняется от этого, ответственность лежит только на нем. Если ты не продвигаешься вперед, винить в этом некого.
Путь Будды — путь шрамана, того, кто верит в собственные усилия. Это кажется очень трудным, очень тяжким делом. Человека пугает эта трудность. Он начинает искать помощи. Хотя бы в вере, что есть некий бог.
Рассказывают такую историю.
Страдающий мореной болезнью пассажир, вяло лежа в шезлонге, останавливает пробегающего стюарда и спрашивает, показывая вдаль:
— Это земля?
— Нет, сэр,— ответил стюард.— Это горизонт.
— Ну, пусть так,— вздыхает пассажир,— это лучше чем ничего.
Но горизонт — иллюзия. Как он может быть лучше, чем ничего? Линия горизонта не состоит из чего-то реального. Но страдающему морской болезнью пассажиру кажется, что это уже что-то. По крайней мере лучше, чем ничего.
Вера, по Будде, походит на такой горизонт. Боги тоже похожи на горизонты, миражи. Человек верит в них, потому что чувствует себя одиноким. Мы не знаем, кто они; мы сами создаем их, потому что нуждаемся в них. Но наша потребность не может быть гарантией реальности их существования, гарантией истинности воображаемого.
Человек подобен путнику в ночном лесу. Он одинок. Он нуждается в попутчике. Можно вообразить себе попутчика, можно начать говорить с попутчиком, можно даже начать отвечать за него. Это создает иллюзию, что кто-то — рядом. Можно поверить в попутчика, можно загипнотизировать себя, но это не означает, что он появится на самом деле.
Люди, когда они в одиночестве, начинают насвистывать. Проходя темной ночью через лес, они напевают. Это помогает, это лучше, чем ничего. Слушая собственный свист или пение, воображаешь, будто кто-то есть рядом. Ведь мы привыкли слышать голоса людей, так что эта иллюзия естественна.
Но Будда говорит: реальность не меняется от того, что кто-то в этом нуждается. Реальность не реагирует на наши потребности. Наша потребность проистекает от того, что мы одиноки, и нам хочется видеть отца в боге, в небесах. Вот почему христиане называют бога отцом — он символизирует потребность в отце.
Психологи согласны с Буддой. Бог, с их точки зрения, — только потребность в образе отца. Маленький ребенок видит в отце гарантию безопасности, защиты. Ему хорошо, потому что отец рядом. Когда человек вырастает, он становится самостоятельным и больше не видит в отце защитника. Он знает, что отец столь же слаб, как и он сам, возможности отца так же ограниченны. И вскоре человек начинает понимать, что отец стареет, становится день ото дня всё более слабым.
Наша вера в защищенность исчезает, но потребность остается. Мы нуждаемся в чем-то, заменяющем отца. Нам хочется поговорить с отцом, но он — уже не защитник. Из-за этой потерянности мы создаем Отца или Мать, называя ее Кали или как-то еще, но это — просто замена отца или матери. В этом наша потребность — конечно, психологическая потребность, и эта потребность оставляет нас незрелыми.