Однажды он и приближенные к нему люди, в их числе находились Арджуна и Ананда, шли широкой лесной тропой и негромко говорили, увлеченные скорее не тем, о чем велась речь, а тихой, услаждающей все в человеке, примиряющей с миром, хотя и суровым, неколеблемостью. Она висела над лесом и сделалась частью его неотъемлемой. Но вдруг смялась тишина, оборвалась, земля дрогнула, покачнулась, а воздух наполнился ощутимо острым и странно болезненным напряжением. Эта болезненность невольно передалась людям. Они словно бы окаменели и уж не в силах были сдвинуться с места. Их все время тянуло за толстые деревья, в серую дрожащую тень, точно бы там было спокойнее и дышалось легче.
Неожиданно на лесной поляне появился огромный белый слон. Он издавал глухие трубные звуки. Его хобот был как толстая гибкая серебристая змея. И эта змея вдруг замерла в воздухе, потом взметнулась вверх, и можно было подумать, что слон набросится на людей, и уж тогда не жди пощады. Арджуна и Ананда слышали, что белый слон — убийца, немало жителей ближних деревень пострадали от него, потерявшего рассудок. Они заметили, что люди из окружения царевича, выйдя из оцепенения, покинули его, и хотели увести Сидхартху, но тот отстранил их от себя и пошел навстречу слону.
Арджуна и Ананда были не в силах сдвинуться с места и что-то шептали тугими помертвелыми губами, заклинание какое-то, хотя понимали, что это не поможет, слон раздавит царевича, как мошку. Они смотрели, как сокращалось расстояние между слоном и юношей в ослепительно белой одежде, а потом в ужасе закрыли глаза. Если бы это было в их власти, они не медлили бы и побежали, чтобы предотвратить несчастье, а то и погибнуть всместе с царевичем. Но ноги не слушались и во всем теле была какая-то странная помертвелость.
Сидхартха все ближе подвигался к слону. И вот, когда, казалось, должно было случиться худшее, зверь, как бы смутившись, перестал издавать трубные звуки. Установилась тишина, прерываемая тяжелыми слоновьими шагами. Арджуна и Ананда, пребывавшие в закаменелом состоянии, подчиняясь чему-то неотвратимому и сильному, обретавшемуся в космическом пространстве и управляющему сущим, увидели совсем не то, что ожидали увидеть.
Слон стоял, опустив хобот, уже не похожий на гибкую змею, скорее, на веревку, а сам не казался грозным и всесокрушающим. Слон стоял, поблескивая маленькими, круглыми и совсем не злыми глазками, и был доволен тем, что Сидхартха почесывал у него за ушами. Арджуна и Ананда облегченно вздохнули и, чувствуя, как все в них наполняется прпежней энергией, сказали одновременно пришедшее им в голову слово:
— Аватар… святой…
Они и раньше говорили это, помня, под каким знаком родился Сидхартха. С малых лет слышали про чудный сон Майи перед тем, как появился на свет царевич. И там, во сне государыни, был белый, серебряно-белый слон, и здесь… Они нашли еще одно подтверждение святости Сидхартхи и теперь уже спокойно приблизились к нему… тогда и разглядели ауру над его головой, она сияла, была как маленькое солнце, от него растекались теплые лучи.
Молодые кшатрии вспомнили об этом происшествии и посмотрели на Сидхартху. Он пребывал в глубоком раздумье, и они не знали, уйти ли, чтобы не мешать царевичу, подождать ли?.. Эта неопределенность тяготила, все же не сильно, им не хотелось уходить, было приятно соседство Сидхартхи, так и стояли и ощущали его присутствие.
Но вот царевич, оттеснившись от раздумий, приблизился к молодым кшатриям и сказал:
— Государь желает, чтобы я взял себе жену. Что вы думаете об этом?
Он ждал ответа, а его не было, и он понял, что не услышит ответа, и сказал, вздохнув:
— Я написал гатас[19]… Да, да, вот…
Он закрыл глаза и начал читать, уйдя в себя, в то большое и сильное, что жило в нем и являлось частью всемирного духа, обитающего не только в ближнем мире, а во множестве других, одинаково с ближним тревожащем воображение:
Он замолчал и еще долго находился в том душевном состоянии, которое если и не отделяет человека от окружения, все ж делает его точно бы существующим в новом измерении, а то и в зыбком и слабом пространстве.