— Правда ли? О чем вы? — тихо сказала жена. Но она уже поняла, о чем он: безъязыкий дурак один в городе, а злых людей гораздо больше.
— Если это правда, то нет ничего на свете страшнее, чем наши дети… Лучше бы мне вовсе не возвращаться из тюрьмы, а вам не рожать их на свет.
И с этим он вышел, оставил ее одну, и Невеста Моря подумала, что теперь до конца дней своих, наверное, им не о чем будет говорить друг с другом. Невеста Моря не верила, что Томико совершила страшное дело, но знала, что женское сердце, в котором убита и похоронена любовь, всегда пребывает вблизи ожесточения, отчаяния и тьмы.
Всю ночь она не спала; слышала, как вернулись дети из кино: смеялся тонким голосом Коля, и что-то притворно сердитое говорила ему жена; резко и коротко рассмеялась несчастная Томико… Затем, давно уже за полночь, чего-то испугалась и долго заливалась дворовая собачка, трусливо потявкивала и грозно, подбадривая сама себя, ворчала. Невеста Моря вставала пить воду, хотела похлебать супу из кастрюли, да не нашла спичек, чтобы разжечь керосинку. На рассвете она чуть было придремала, но тут же и проснулась: ей приснился стремительно падающий небожитель в ослепительно белой одежде. Поднявшись с постели и быстро одевшись, она прихватила с лавки рюкзак и пошла по прохладной сиреневой рани к дому вековушки Чен.
В этот день она говорила странные вещи своей подруге и названой сестре:
— Если признаться, сестра моя Чен, то многих детей у меня не было бы, если бы сама я не лезла к мужу под бочок. Любила я греться возле него!
Робкая, как мышь, Чен смущалась и немела от таких слов, и ее широкое, как блюдо, белое лицо медленно наливалось кровью.
— Да, кабы не это… Вспоминается мне, в молодости я не знала удержу…" Зажмуривши глаза кидалась, хе- хе! Муж был дюжий человек, но одолевала-то всегда я. А он смеялся и говорил мне: «Нет на свете женщины крепче тебя, Харуё…»
— О, у вас сегодня хорошее настроение, се… сестрица, — заикаясь и поеживаясь, бормотала Чен. И она принималась копаться в ворохе одежды, наваленной возле рюкзаков на чистом песке берега. Найдя в кармане шаровар папиросы и спички, Чен трясущимися руками при-
— Дайте и мне табачку, сестра моя, попробую-ка, и я закурить, — попросила Невеста Моря. — Никак не пойму, чего это я не стала курить раньше, ведь горя и мне хватало.
Но, поперхнувшись при первой же затяжке, она долго кашляла, высунув язык и схватившись за грудь, потом выбросила папиросу.
— Нет, не научилась я… Не было времени даже на это, — сказала она, утирая морщинистым бугорком ладони выступившие на глазах слезы.
— Зачем это вам, сестрица? Доктора русские говорят, что табачный дым помогает от лишнего сала, вот я и надумала курить, — стала объяснять Чен подруге. — Лет десять назад я начала было сильно толстеть.
— Да… мне это теперь ни к чему, — согласилась с ней Невеста Моря.
А когда к вечеру они увязали рюкзаки, собираясь домой, — успев за целый день и наловить раковин, и наглядеться в морскую синюю даль, и подремать на песке, уронив на плечи друг дружке головы, — Невеста Моря вдруг проговорила, медленно оглядев весь закатный горизонт:
— Знаете, сестрица, чего я всю жизнь больше всего боялась?
— Чего же? — спросила Чен, тоже оглядывая тающее в огне заката море. Со стороны пылающего запада летели по небу птицы, — бесшумно, торопливо и неотвратимо, как вестники судьбы.
— Моря. Да, моря. Я больше всего боялась, что когда-нибудь утону в море. Ведь недаром же прозвали меня его Невестой.
— Ну, этого нам теперь незачем бояться, — успокоила Чен подругу. — На лодке мы никуда не поплывем, на пароход никогда уже не сядем, а купаться, как молоденькие, мы тоже не будем.
— Верно вы сказали, сестра Чен, — согласилась Невеста Моря.
И они, усевшись на песок спиной к рюкзакам, вдели руки в лямки, а затем помогли встать одна другой. Снова они, как обычно, протащились через весь городок, шаркая ногами и мотаясь под тяжелым грузом, возле моста спустились к реке и пошли берегом к тому месту, где был другой переход, намного сокращавший путь к дому.
На этом месте в дно реки были вбиты частые сваи, чтобы не дать бревнам, идущим сверху, уплыть дальше к морю. По ровно обрезанным сваям люди легко переходили реку — двойной ряд широких надводных пней служил надежной опорой для ног.
Старая Чен оказалась впереди, Невеста Моря что-то замешкалась на берегу. И когда Чен, обычно робевшая на переправе, благополучно дошла уже до противоположного берега, сзади нее на самой середине реки сильно всплеснуло, и, оглянувшись, Чен увидела свою подругу, стоявшую на круглом срезе бревна, протянув перед собою сжатые в кулаки худые руки. Старой Чен подумалось, что подруга ее хочет прыгнуть в воду и утопиться, и, вскрикнув пронзительно, отчаянно, рыхлая и нерасторопная Чен бегом кинулась назад по свайным бревнам, не помня себя, подбежала к Невесте Моря и схватила ее за руку.