Не знаю, когда увезли от нас прабабку, не помню, куда исчез ежонок. Возможно, убежал от меня к своей матери, которая жила под домом. В тот год я пошел в школу, и много было новых забот, радостей, игр… А потом — как бы долгая тишина и забвение… Лет тридцать прошло с тех пор.
Я оказался в командировке на Сахалине, стоял на мокром камне у водопада. Это большой красивый водопад на южной части острова. Я держал в руках фотоаппарат, собираясь сделать снимок. Струя водопада широкой прозрачной пеленой низвергалась со скалы, а внизу, падая на каменный выступ, бурлила и кипела белой чистейшей пеной. Семицветный полувоздушный столб радуги подымался от водопада и вышним концом взлетал куда- то к небу.
Я смотрю на эту радугу, на густую белую кипень, в лицо мне летит мельчайшая водяная пыль. Я постепенно начинаю понимать всю безукоризненную красоту того, что перед глазами, и невольно опускаю фотоаппарат. Повторить этого видения нельзя…
Но вместо снимка я увез из той командировки воспоминание о семицветной радуге, о мокрой скале, к которой приникали пьющие пчелы и осы, — и о неимоверной белизне пены, кипевшей у изножия водопада.
А теперь, пытаясь хоть с чем-нибудь сравнить ощущение белого, что поразило меня у сахалинского водопада, я представляю сначала белые облака в ясном небе, затем шапку снега на февральской крыше одной деревенской избы, лопнувшие коробочки хлопка в Киргизии, на поле, белые гладиолусы — и неизменно вспоминаю траурное одеяние моей прабабушки. Далее — вспоминаю странную, похожую на сказку историю ее жизни, ежонка, воспитанного мною и утраченного, и многое другое, и кажется мне, что могу вспомнить все. Тогда приходит настоятельное желание подумать, что же такое в этом мире мое бессмертие. Оно уходит в те жизни, которые до меня и после меня. А я должен соединить их чеканным звеном нежности.
Улыбка Лисицы
Благополучно сдав государственные экзамены, студент Инсу перелетел самолетом из Ленинграда на Сахалин и вскоре уже входил в отчий дом. С порога он увидел, как его младший брат Хису дерет кота, причем самого зверя не видно, а только его лохматый хвост, за который и ухватился мальчик, высунув руку в форточку. Кот вознамерился полакомиться рыбой, висевшей на гвоздиках под карнизом дома, и был застигнут на месте разбоя. Теперь он жаловался неискренним утробным голосом, вцепившись когтями в деревянный карниз. Увидев старшего брата, Хису оставил борьбу и радостно вскрикнул; в тот же миг кот отцепился от карниза и промелькнул в воздухе, растопырив все четыре лапы, прижав уши к голове, — бесшумно грянулся на землю и понесся через огород к лопухам.
— Быстро! Садись на велосипед и поезжай к ребятам, — приказал старший брат. — Привез шотландское виски, пусть вечером придут и попробуют.
Мальчик на миг прижался к брату и тут же исчез с глаз. На его месте остался крутящийся вихрь воздуха, пахнущий младшим братишкой, и Инсу грустно и счастливо улыбнулся. Он снял костюм, стянул рубаху вместе с галстуком, забросил все в угол, а затем расстелил на крашеном полу ватное одеяло и повалился спать. Родители были на работе. Перелет из одного конца страны в другой утомил студента — он по времени добирался не очень долго, а видел две ночи, две алые зари…
Вечером небольшая мужская компания друзей усидела четыре приземистые черные бутылки виски, и красный широкоплечий Инсу рассказывал гостям о Ленинграде. Там теперь белые ночи, и недавно он встретил утро на берегу Невы, читал книжку и ловил на удочку рыбу. И, обернувшись к Папаше Бонги, студент произнес:
— А рыбку-то я один съел, без тебя. Знаешь, какая была вкусная рыбка!
То был намек: Инсу и Бонги когда-то вместе поехали в Ленинград, оба поступили в Политехнический институт и вместе проучились год, затем Бонги оставил туманный город на Неве и вернулся на Сахалин, чтобы жениться. Любовь его, ради которой он оставил большой мир и великие знания, была маленькая жеманная девушка по прозвищу Лисица.
Столь странное прозвище она получила из-за того, что с детства была скрытна, строптива и своенравна. Играла где-нибудь одна вдали от городка — на сопке или на берегу моря. Часто забиралась в чужие сараи и там засыпала, прикорнув в темном углу. Когда она подросла и опасно, удивительно похорошела, нашлось много парней, готовых тотчас же на ней жениться, но девушка оказалась разборчива и томила неизвестностью всех своих поклонников. Среди них был и стеснительный заика Бонги.