он начал вслух называть себя, когда уже почти достиг своей жизненной цели. Он, мальчишка- оборванец, вечно голодный, свидетель позора своей матери и сестры, сумел все же кончить школу, поступить в Московский университет, закончить его и стать столичным журналистом. Такое оказалось возможным не потому, что с детства он страстно мечтал об этом и добился наконец своей сказочной мечты — нет, Клевцов никогда не мечтал, он з н а л. Достигнутое не было выиграно в лотерее судьбы — оно пришло как результат и конкретное воплощение того порядка, в который уверовал Олег Клевцов. Следовательно, он к цели своей шел не через химеры, испытывая горячее нетерпение мечтателей, а вполне доступными земными путями. Осуществление желаний было вполне возможно потому, что, во-первых, они оказались конкретны, а во-вторых, — правильны. То есть эти его реальные цели соответствовали тому порядку, внутреннему и внешнему, который постиг он, Олег Клевцов, столь рано.
Окончательным завершением, сияющим венцом его закономерно обретенного счастья явилась женитьба. Он женился по большой любви, и эта нежная, нестерпимая и скорая любовь была у него и самой первой в жизни. До двадцати шести лет Олег Клевцов прожил почти как монах, но без всякой внутренней борьбы с дьяволом соблазна и без каких-либо высокоморальных запретов себе или тайных обетов чистоты. Здоровый, сильный и чистый без всяких обетов, он просто не заметил тягот своего затянувшегося девства, слишком занятый учебой, постоянной проблемой добычи хлеба насущного, волейболом, плаваньем (он имел мастера спорта по плаванию брассом) и захваченный тайной, немного печальной в своей замкнутости, — одержимостью служить Порядку.
Мать его, оставленная отцом, который по возвращении с войны через два года сбежал от них и исчез навсегда, работала где-то в буфете, затем лоточницей, сильно пила, неразборчиво сходилась с какими-то отвратительными пьяными мужиками, и сестра, тогда уже большая девочка, очень рано приобрела тот опыт, которым слишком рано и воспользовалась. Семнадцати лет она, бросив фабрику, пошла работать, как и мать, в торговлю, стала продавщицей в овощном отделе магазина и уже безобразничала похуже матери. В обеденный перерыв она приводила в дом каких-то типов, выгоняла брата из комнаты и запиралась с ними, а потом, истерзанная, пьяная, снова уходила на работу, а ее очередной хахаль валялся до вечера, а то и до утра на кровати. Через два-три года сестра из тоненькой, белокурой девушки превратилась в нечто опухшее, одутловатое, с красными виноватыми глазами. Однажды Олег, сговорившись с матерью, решился выставить ее из дома, и она исчезла куда-то, а через две недели, когда испуганный Олег бегал по всему городку, разыскивая ее, она заявилась трезвая, деловитая и сказала им, что завербовалась на Камчатку — рыбу солить…
Впоследствии Олег, уже старшеклассником, а потом студентом, не мог без чувства подспудного стыда и неловкости переносить уединение с девушкой, предпочитая лучше не попадать в подобное положение. Он благополучно избежал, добродушно и мило усмехаясь, притязаний нескольких очень настойчивых сокурсниц и до самого окончания университета не провел ни одной бессонной ночи (кроме тех, когда разгружал вагоны или готовился к экзаменам), наполненной нежными вздохами и сокрушительными трелями соловьев.