Наконец, Саша увидел контрольный пропускной пункт, где должен был остановиться. Глушить мотор не пришлось, полуторка встала сама, когда закончился бензин. Саша спрыгнул на землю.
– Спасибо тебе, Сокол наш дорогой! – сказала бледная хрупкая девушка, подойдя к Саше. Это была Аврора. Она сжала бессильно руки, такие бледные, что Саша мог видеть паутинку вен под кожей, а потом опустила их.
– А я с подарками! Новый год скоро! – улыбнулся широко, во все зубы, желая поднять ей настроение, даже почувствовал, как быстро замерзшие губы его снова потрескались.
Аврора тяжело вздохнула, не в силах спросить, привёз ли он продукты, в которых дети нуждались сильнее всего.
– Муку тоже привёз, не переживай, – кивнул Саша, спуская на деревянную скамейку тяжёлые, но целые пакеты с мукой.
На лице девушки расцвела улыбка, а большая шапка упала ей на глаза. В этот момент прибежали ещё люди. Они обнимали его и расспрашивали о здоровье, поднимая шум, перекрывающий
городское вещание, спрашивали о детях, которые были с ним в последнем заезде. И все это время разгружали машину.
– Боже милостивый, это мандарины…– сказала слабым голосом женщина с обмороженными щеками, когда увидела в ящиках оранжевые фрукты. Все замолчали. Эта тишина не была тяжёлой, нет. Люди боялись, что это чудо просто исчезнет. Истощённые руки потянулись к ярким шарикам, каждый из которых сиял, словно маленькое солнце, в серой и тяжёлой жизни всех, кто жил сейчас в состоянии войны. Слишком волшебно и непривычно. Морозный воздух медленно напитывался невероятным ароматом. Он пьянил, кто-то даже прослезился…
Саша, сам с трудом сдерживая слёзы, подошёл к Авроре, тихо коснулся её руки:
– Где Тася? Она…
– Жива! Сегодня была её очередь нести дежурство на крыше дома, наверное, спит. – Саша с облегчением вздохнул. Он незаметно поправил самый ценный и дорогой подарок, который прятал на груди под тулупом.
Вдруг в этом мандариново-морозном воздухе он услышал своё имя. Это была Тася:
– Сокол! Родненький!
Юноша вскинул голову, а потом побежал навстречу. Тася была завернута в большой тулуп своего отца, погибшего в первые дни блокады во время артналёта, в белую пушистую шаль, делающую её похожей на сугробик. Подхватив девочку на руки, прижав к себе, он пытался проглотить давящий комок в горле. «Доченька…», – так хотелось ему сказать это вслух. За эти два года он уже не мыслил жизни без этого маленького ангела, дающего ему силы бороться с трудностями и спасать другие жизни.
– Я так боялась…думала…думала, ты утонул. Тебя больше месяца не было! – девочка шептала прямо на ухо, обдавая его своим горячим дыханием.
– Ну что ты…все хорошо…я вернулся, смотри…– сжал её шаль, а потом снова сильно прижал к себе.
– Говорят, ты сегодня стояла на крыше. Расскажешь? Ты такая молодец…
– Стояла. Три зажигалки потушила. Потом вместе с Витей помогали Марье Васильевне носить воду, – сказала спокойно, не по-детски серьёзно, и замолчала.
– Хорошо…малышка…– Саша поставил Тасю на ноги, а потом аккуратно достал из тулупа свёрток.
Девочка подняла брови, поправила шаль. Взяла свёрток в руки и развернула.
– Это перепел. Сегодня поймал, прямо перед тем, как выехать. Так что спрячь его и бегом домой, готовь себе суп, а то совсем исхудала…
– Нет! Я не буду есть его одна! Это неправильно!
– Это нужно тебе, чтобы выжить. Тася, не упрямься. У тебя уже почти глаза не закрываются от истощения…– Саша опустился на колени, пытаясь вразумить её.
– И что? Я хочу поделиться со всеми! Ты хоть представляешь, каково это? У нас дети по пути к Неве замерзают и умирают! – подошла и толкнула рукой в грудь, хотя сама чуть не упала
назад, поскользнувшись. Саша придержал её и снова тяжело вздохнул.
– Я обязан тебе помочь. Перепела не хватит на всех. Ведь ты… ты, Тася, для меня уже больше, чем обычный ребёнок. Ты должна заботиться о себе. Ты должна жить!
– Я уже давно не ребёнок! – сказала твёрдо она. – Сокол, я не могу съесть его одна, зная, что кто-то в этот день умрёт от голода. Я не спасу всех, но я по крайней мере постараюсь!
– Хорошо…прости меня, я был не прав. Взрослые… мы ведь можем иногда ошибаться, – улыбнулся ей ласково.
– Тася! Саша! – раздался вдруг детский голос.
К ним подошёл совсем маленький мальчик лет пяти. После смерти мамы и двух сестрёнок он ходил за Тасей, словно тень. В огромных чёрных глазах на истощённом личике было столько мольбы.
В руках он что-то держал, крепко сжимая.
– Привет, Витя. Что там у тебя? – сказала Тася.