— Иди уж! Все равно ведь места себе не найдешь, пока не узнаешь, зачем тебя вызывают. — Сжалилась Светла в ответ на мою пантомиму.
Создаю огненный портал, шагаю. Что тут за вести прибыли?
Вести и в самом деле оказались важными. Испанцы заключили мир с ацтеками, теперь грузят в порту Веракрус свои измотанные войска на пригнанные для этой цели транспортные корабли. Говорят, в Европе они зачем-то срочно понадобились. Прошвырнуться что ли до Кубы? Расспросить тамошнего губернатора. Узнать, так сказать, из первых рук, что же затевают неугомонные испанцы.
Еще немножко подумав, счел затею моего посещения Кубы вредной и ненужной. У нас тут и так последний корабль остался из тех, что с готовым экипажем стоит. Мало ли что случится. А о целях для этой колониальной пехоты мы все равно узнаем. Когда-нибудь. Но ведь нам же не к спеху. Так, легкое любопытство. Опять же, имеется мое обещание жене, пробыть этот день с ними. Окончательно махнув рукой на маршруты логистики испанских войск, порталом возвращаюсь домой.
— Дорогая! Вот я и вернулся!
— Тише! Только что их усыпила! — Шипит дорогая, и я понимаю, что с возвращением я мог бы и не торопиться. Режим дня ненаглядной вынужденно совпадает с режимом сна и бодрствования наших детишек. Спят они — спит и их мама. Ну, большей частью.
Зато без помех поболтал с Боженой. Она сегодня рано вернулась из своей лечебницы. Спросил у нее, как там Лаврентий поживает. Божена только фыркнула в ответ. Все же она к нему не равнодушна. Потом обсудили программу подготовки малолетних огненных магов. Наиболее успешные из них уже могут небольшими фйерболами швыряться. Скоро придется мне им лекции начитывать, а то их нынешний наставник, Аль Сакр, тоже максимум, что может лишь единичные огненные шары создавать. Слабосилок. Правда, зато он мастерски локально расплавляет малюсенькие детальки, сделанные из драгоценных металлов. Я бы на его месте все изделие скорее в лужу превратил, но локальной сварки не добился. Каждому свое. Еще Божена поинтересовалась моим мнением по вопросу, на каком языке преподавать в наших школах. Французы, едва их дети в первый раз пришли из школы, прибежали требовать обучения на родном языке. Щаз! Хотят французский — пусть валят во Францию. У нас государственный язык русский, на нем и будет вестись все обучение. И судопроизводство, и документооборот тоже. На французском они могут только со своим богом общаться — вот там свобода. А у нас, чтобы продвинуться по карьерной лестнице пусть будут добры учиться русскому языку. Правда имеется один затык. Нет еще в моем царстве — государстве толмачей с русского на французский. Но ведь для того и разработан метод погружения в языковую среду.
А потом к нам из спальни вышла Светла и больше о делах мы в тот вечер не говорили, дурачились только, да смеялись над всякими глупыми шутками.
Вернулись еще два наших корабля. Один первоначально отправлялся в Испанию, за морисками, второй — в Италию. В обоих случаях вышел облом. Вмешались церковники. Едва с испанскими военными кораблями драться не пришлось, но ушли. Тогда отправились по проторенному пути в Алжир. Каждый сам по себе, там встретились. В Алжире и закупились. Дорого, зато специалистов, что надо приобрели. Даже долгожданного мага земли отыскали. Точнее магессу. А еще, вы не поверите, натурального Радзивилла. Его в бою крымские татары захватили. Потом рабский рынок в Кафе. Перекупы доставили гордого шляхтича к арабам. У них вообще так принято, подальше от родных мест увозить, чтобы меньше побегов было. Поинтересовался, почему родственники не выкупили? Оказывается, на Литву был большой поход из Крыма. Пожги почти все магнатские имения. И угнали десятки тысяч народу. Не до внучатого племянника пану Николаю Рыжему, великому канцлеру литовскому, ему бы на выкуп своей семьи денег хватило.
Попросил доставить литвина ко мне. Пообщались. Вроде не безбашенный, как многие из его родственников. Предложил службу на меня. Пану Станиславу деваться было некуда, согласился. И клятву дал. Вот и замечательно! Будет теперь у нас своя лесная стража на границе стоять, из тех, что с клыками и когтями. Нечего всяким краснокожим по своим тайным тропкам в мое царство — государство безвозбранно лазить. Еще Станислав посоветовал нам рабов прямо сейчас закупать, пока рынки пленниками из Литвы переполнены. Цены от такого наплыва товара сильно просели. Дельный совет! Снова отрядил прибывшие корабли обратно. Действительно, пусть закупаются, раз возможность есть, благо денег и артефактов на продажу еще много осталось.
Мой разговор с Боженой о статусе русского языка имел последствия. На прием ко мне попросился бывший бургомистр Ла Рошели. Кроме того он еще и барон, и вообще главный над всеми прибывшими к нам в том рейсе французами. Что ж я, держиморда, какой что ли? Разумеется, аудиенция была предоставлена. Даже «Самолет» за ним отправил для пущей важности. Мне не трудно, экипажу все равно тренироваться надо, а ему приятно будет. Все же важный для нашего нового поселения человек. В планах у меня вообще его тамошним старостой назначить. Ну, или бургомистром, если на ихний манер.
Барон Жан Роже де Сегюр оказался еще не старым, очень представительным мужчиной. И одет достойно, и лицо приятное. Такое, знаете ли, с первого взгляда вызывающее доверие у собеседника.
После взаимных расшаркиваний перешли к сути визита.
— Ваше Сиятельство, — начал атаку француз. — Почему вы отказываете бедным изгнанникам в возможности сохранить для их детей возможность общаться на языке их предков? — Разговаривали, кстати, на испанском. Это было предварительно обговорено.
— С чего вы взяли, барон, что я в этом им отказываю? Дома же они разговаривают по-французски?
— Но в школе все преподавание идет на незнакомом им языке. Почему бы не сделать так, чтобы учителя все преподавали на языке, понятном ученикам.
— Учителя обязаны вести обучение на государственном языке. Им у нас является русский. В конце концов, в классе наверняка присутствуют дети разных народов. Прикажете, разделить на отдельные классы русских, французов, немцев, индейцев наконец?
— Но что в этом плохого? Наоборот, у нас очень умные и воспитанные детки и обучаться в одном классе с индейцами для них будет…, - тут мой собеседник сделал паузу, подыскивая нужное слово, — не слишком удобным.
— Давайте, барон, говорить откровенно. Без всяких экивоков и недоговоренностей.
— Я тоже этого хочу.
— У нас молодое государство. С еще не устоявшимися традициями. В котором собрались представители многих народов. Согласны?
— Д-да. Я понимаю вашу мысль.
— Я просто не могу допустить, чтобы мои подданные оставались и дальше теми же самыми русскими, немцами, французами. Мое государство просто разорвется в таком случае. Нам нужен единый народ, рарожцы! — Произношу с нажимом, а сам смотрю за реакцией месье.
Видно, что мои слова ему не нравятся, но все же, очевидно, он находит их естественными, поэтому бурно не возмущается, а лишь продолжает свою партию:
— Как всеми признанный глава нашей небольшой общины готов поклясться, что мы не замышляем ничего плохого против вас и вашего государства. Мы просто хотим создать для себя ма-аленький кусочек своей прекрасной покинутой нами родины.
Ну вот, началось! Маленький кусочек Франции… потом, все не французы прочь отсюда. Мы готовы с оружием в руках защищать…. Нафиг! Паровозы надо давить, пока они чайники! Поэтому максимально суровым голосом произношу:
— За кусочком Франции, месье, вам стоит отплыть во Францию. У нас здесь Рарог! И, кстати о клятвах, если, в самом деле, станете официальным бургомистром или еще каким официальным чиновником вашего поселения, то клясться действительно придется. Только не просто на словах, а дать магическую клятву мне, как сюзерену этих земель.
Вот тут его действительно проняло:
— Магическую клятву? Но ведь это же рабство!
— Я и сам лично принес своему народу магическую клятву править разумно, не ущемлять и защищать. Все мои чиновники принесли подобные клятвы. Для своего, разумеется, уровня компетенции. Все маги. — Странно, его что, не уведомили что ли, когда передавали мое согласие на их заселение? — И вы сильно путаете. Никаких рабских условий. Просто воровать и злоумышлять ни у кого после подобной клятвы так просто не получится. Откат замучает. А в остальном… живите спокойно.