— Хорошо, — завязываю ту́же за спиной длинный коричневый фартук и подхватываю поднос с гуакамоле. — "Сам" там?
— Конечно! И жена его, и дочь, и зять. И ещё чёрт ногу сломит — полный банкетный зал. Всё, иди уже, Кострова. Я потом из-за вашей нерасторопности по шапке получу, — торопит Олеся, подталкивая меня к выходу из кухни.
Владельца нашего ресторана — Фёдора Игнатьевича Зотова я видела всего один раз и то мельком. Обычный мужчина слегка за шестьдесят, которому хватило ума не только сколотить состояние в разрухе девяностых — но и спустя годы многократно приумножить. Сейчас сеть его ресторанов самая дорогая и популярная не только в нашем городе, но и за его пределами. Сам Борис — ресторанный гуру, фамилия и внешность которого никому точно не известна, хвалил кухню Зотова, а более злостного и неподкупного критика ещё поискать.
Не знаю, что они там празднуют — то ли юбилей, то ли ещё что — понятия не имею, да и это мне не особо интересно. Единственное, что я знаю — это то, что облажаться нельзя ни в коем случае. Едва заметная улыбка, добродушное лицо и закрытый когда следует рот — три кита, на которых строится "картера" первоклассного официанта.
У входа в банкетный зал суетится Лена, проверяя, чтобы всё было по высшему разряду.
— Долго. Невыносимо долго, Кострова! Иди, — быстро машет кистью, указывая на дверь.
Перехватываю поднос в другую руку и, виртуозно удерживая баланс, вхожу в зал.
"Голиаф" выдержан в едином чопорном английском стиле: накрахмаленные скатерти, подсвечники, позоло́та. И банкетный зал не исключение. Только мне настолько приелась окружающая красота, что я уже давно перестала её замечать. Как и лица людей. Я могу мило отвечать на вопросы гостя, улыбаться и порой даже принимать комплименты, но стоит ему покинуть ресторан, я тут же забываю, как он выглядел.
Вот и сейчас, приближаясь к столу и, пробегаясь тем временем быстрым взглядом по лицам гостей, я не могу понять, кто же из них Зотов.
Большинство мужчин в возрасте, как и ухоженные женщины, расположившиеся от них по правую руку. Но есть среди них и несколько молодых. Например, девушка с шикарными белокурыми локонами, сидящая спиной ко входу. Судя по тонкому запястью и миниатюрным пальчикам сжимающим ножку фужера — моя ровесница, может, чуть старше. И мужчина рядом с ней: стильно остриженный затылок и бугрящиеся под рукавами пиджака хорошо развитые бицепсы — он тоже не старше тридцати пяти.
"Дочь и зять Зотова", — мелькает мысль, но она настолько незначительная, что я моментально о ней забываю, погружаясь в свои профессиональные обязанности.
Тенью проскальзываю мимо о чём-то беседующих гостей, расставляя на столе тарелки с закусками.
— Великолепный коньяк, Федя, — причмокивая, одобрительно кивает седовласый мужчина с двойным подбородком. — Очень похоже на "Генри". Где закупаете?
— Ну уж точно не в твоём ликёро-водочном, — крякает кто-то напротив, и я быстро стреляю скользящим взглядом на говорившего. Ага, он и есть, великий и ужасный Зотов. — Это "Хайн", из Франции. Коньяком из твоей шарашкиной конторы только работяг из сталелитейного опохмелять.
Седовласый взрывается булькающим хохотом, как и половина присутствующих.
Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
У богатых только и разговоры, что об акциях, курсе доллара и марках элитных автомобилей. Целый год я работаю здесь и каждый раз слышу одно и то же.
— Прошлой зимой в Куршавеле я пила игристый коньяк, — подаёт голос блондинка. — У вас есть такой в бутике, дядя Боря?
— Да, привезли пару марок на пробу. Но у нас он не пользуется популярностью. Менталитет русского человека слишком заскорузлый, чтобы тянуться к новому и прекрасному.
— Почему же, а я бы попробовала ещё. А вообще, ты прав — наша "рашка" уже в печёнках сидит, вместе с её пролетариатом. Мы с котиком всерьёз подумываем в следующем году перебраться в Европу.
Поднимаю взгляд на девушку и первое, что замечаю — она невероятно красива. Черты лица настолько идеальны, что природа просто не могла одарить одного человека такой роскошью. Чудесные пухлые губы, точёный нос, высокие скулы и великолепные брови. Но вот глаза… глаза совсем ей не "подходят". Они недобрые. А скорее, даже откровенно злые. Презрительные.
Весь её вид кричит о том, что она лучшая. Первая. Непревзойденная. Да и кто бы стал спорить — она действительно прекрасна.