А все куда интересней, оказывается. Говорил же, что нужно только подтолкнуть. Половина здесь считает себя лучше остальных.
— Я думаю, что все изменится, — оглядываюсь на «свой» стол. — Мы в субботу устраиваем вечеринку с братом. Приезжайте. Лишних людей не будет.
— Тогда скидывай адрес, — улыбается Швед и протягивает мне ладонь.
Пожимаем руки.
После уроков Пономарева увязывается за мной следом, что мне только на руку. Мысль о том, что ее подружки всего лишь свита, которая дает фон королеве, ей безумно нравится. Поэтому очередная рокировка на следующий день в столовой проходит как по маслу.
Но что самое приятное, похожая ситуация происходит и в параллельном, и в-десятых классах. Дурной пример заразителен.
— Это было офигенно, — Денисов уже минут тридцать не может заткнуться, вспоминая вчерашних девчонок из балета, которые плясали перед тем, как он и остальная команда по баскету вышли на площадку. — Блин, Арс, а у тебя телефончика блондинки той нет? Со стрижкой которая.
— Нет, — отзываюсь без энтузиазма.
— Антоха снова все прощелкал, — ржет кто-то позади.
Пока они вступают в перепалку, перевожу взгляд на Майю. Как я и говорил, о ней вчера никто не вспомнил. Единственное, что по рестику, конечно, так и не договорились, в итоге после матча разбежались кто куда и перенесли празднование победы на сегодня в ресторан Лизкиного отца.
Сталкиваемся с Панкратовой глазами. Они у нее карие, кстати.
Жду, когда она смутится и отвернется, но она этого не делает. Пялится в упор, да так, словно прямо сейчас встанет, возьмет ствол и завалит меня в лобешник, прямо перед всем классом.
— Ты ее бесишь, — язвительно подмечает Марат. На химии мы сидим с ним вместе.
— Вижу, — улыбаюсь, продолжая на нее смотреть.
Звенит звонок. Заходит учитель. Все встают. Кроме меня и Панкратовой, мы же продолжаем вести битву взглядов.
— Так, Мейхер, Панкратова, вы оглохли? Все свои шуры-муры отложите до перемены, — наставляет химик, привлекая к нам всеобщее внимание.
Майя поджимает губы, отворачивается и поднимается на ноги. Я ее примеру не следую. Сижу на заднице ровно.
Химик смотрит на меня с минуту, а потом все же разрешает всем присесть.
— Пишем тему. Закономерности изменения свойств элементов и их соединений по периодам и А-группам. Все пишем, Мейхер! Или вам нужно отдельное приглашение?
Лениво тянусь к тетради и беру ручку.
Урок длится целую вечность, и меня даже начинает клонить в сон. Когда звенит звонок, все выходят из класса вареными. Не на одного меня, видимо, так влияет Кузьмин с его великой наукой.
— Я к Ольке сегодня заскочить хочу. Ты со мной? — спрашивает Марат, закидывая тетрадь в рюкзак.
— Не, на неделе заеду. Привет ей передавай. У меня сегодня планы.
— Понял. Передам. Ты идешь? — берет курс на выход.
— Позже, — наблюдаю за тем, как Панкратова о чем-то говорит с химиком, а потом возвращается к парте и начинает собирать свои шмотки.
— Понятно, — Маратик закатывает глаза и выходит из класса. Замечаю, как к нему подходят «неразлучники» и заводят разговор.
Дожидаюсь того момента, когда Майя наконец-то возьмет свою сумку и выйдет в проход, и делаю то же самое. Сталкиваемся в дверном проеме.
— Ты слепой? — бесится, протискиваясь мимо меня, стараясь не касаться.
— Прости, но тебя сложно заметить. Почти невидимка, — жму плечами, наблюдая за ее реакцией.
Майя бесится. Выходит в коридор и, как только это происходит, выпаливает:
— Знаешь что? — толкает меня в грудь и привстает на носочки.
— Не очень. Но, судя по всему, ты собираешься объяснить, — расплываюсь в улыбке.
— Что, блин, с тобой не так?! Это ты подговорил Лизу, это из-за тебя ребята стали изгоями, это ты устроил цирк у директора…
— Мне кажется, — прерываю ее пламенную речь, — тебе стоит больше беспокоиться о себе, Майя. Когда кто-то яро защищает изгоев, становится таким сам, — подмигиваю. — Мне сказали, что ты «своя». Но я пока этого не вижу.
Сжимаю ее запястье и, развернув нас на сто восемьдесят градусов, прижимаю Панкратову к стене.
Впервые, наверное, ее так близко рассматриваю. Красивая. Ну почему дура-то такая?
Борется за справедливость? Только вот не уверен, что кто-то из этой своры обиженных заступится за нее, когда появится необходимость. Захаров — яркий тому пример. Стоило только надавить, а если по-простому, отвесить смачный подзатыльник и намекнуть, что так будет начинаться каждое его утро, где бы он ни находился, и вуаля, вдруг оказалось, что Майе показалось.