Что ж, если теперь у меня возникнут вопросы, то я знаю, где искать Лизу.
Следующим утром я сажусь в машину и, чуть помедлив, как будто все еще сомневаясь, выезжаю со двора.
Гоню по трассе, отбрасывая все мысли. Не хочу что-то загадывать, предполагать — со всем разберусь на месте. Останавливаюсь только на заправках, сутки провожу на одном кофеине, но уже следующим утром въезжаю в нужный город.
Завтракаю в круглосуточном кафе недалеко от центра, поглядывая на время. В часов девять начальство уже точно должно быть на месте, так что без пятнадцати отставляю чашку и, бросив последнюю наличку на стол, выхожу на улицу.
Не мешает, кстати, и на банкомат по дороге заглянуть. Оказать спонсорскую помощь учреждению в обмен на информацию. Хотя черт знает, что я там вообще буду узнавать.
Здание детского дома явно нуждается в ремонте. Как снаружи, так и внутри. Оставляю машину возле ворот и захожу на территорию. Из приоткрытых окон доносятся голоса, но на пути к центральному входу меня никто не останавливает. Потянув на себя скрипнувшую дверь, оглядываюсь. И тут на меня налетает паренек лет десяти.
— Аккуратнее, нос расшибешь, — говорю я.
Он недоверчиво прищуривается и выдает:
— Сам смотри, куда прешь.
Да уж, современные детки. Или просто это место делает из них волчат?
— Знаешь, где кабинет директора? — спрашиваю, решив не углубляться в социальные факторы формирования характера сирот.
Где я такую умную фразу только откопал?
— Знаю, и че? — с вызовом интересуется мальчишка.
— Покажешь?
— Пятьсот рублей.
Бизнесмен малолетний, блин.
— Договорились.
— Деньги вперед.
И недоверие малого понятно. Да и впечатление такое, что здесь по коридорам носятся дети без присмотра. Достав из кошелька триста рублей, протягиваю мальчишке и предупреждаю:
— Остальное потом.
— Идем, — спрятав деньги в карман, отвечает мой провожатый.
Конечно, я и сам мог найти кабинет директора или для начала кого-то из работников, но пацана жаль, что ли, стало. Провести детство в таком месте… От одной мысли вздрагиваю. А заодно можно по дороге узнать, что из себя представляет директор.
— А кто у вас директор? — спрашиваю по дороге.
— Да нормальная тетка. До нее была мегера, а как Василису в директрисы поставили, так вроде и еда лучше стала, и постельное белье целое.
— А раньше хуже было?
— Раньше и лупили нас, и кормили так, что… ай, тебе не понять, — морщится пацан, остановившись возле двери на втором этаже.
Я отдаю ему оставшуюся сумму и, постучав, тут же нажимаю на ручку. Небольшой кабинет, почти все пространство занимает мебель: шкаф с папками, старый сейф в углу, стол возле окна, у второй стены в ряд несколько стульев. Маленькая худощавая женщина поднимает голову и спрашивает с легким удивлением:
— Здравствуйте, вы к кому?
Улыбаюсь и, проходя вглубь кабинета, представляюсь:
— Меня зовут Вадим, и мне очень надо с вами поговорить.
Теперь дама хмурится, но кивает:
— Присаживайтесь. Я Василиса Леонидовна.
— Очень приятно, — улыбаюсь лучезарно и перехожу к делу: — Возможно, вам покажется странной моя просьба, но я ищу одну свою знакомую. Может, здесь остался кто-то, кто работал в девяносто шестом году?
— Молодой человек, вы уже хоть родились в девяносто шестом? Что вы мне голову-то дурите? Учтите, тайна усыновления охраняется законом и разглашение ее уголовно наказуемо. Или что вы здесь вынюхиваете? — начинает злиться директор.
Я поднимаю руки в примирительном жесте и отвечаю:
— Я просто хочу найти девочку по имени Маша Лукьянова, скорее всего…
— Кого? — уже шепотом спрашивает Василиса Леонидовна, и я замечаю, как вся краска уходит с ее лица.
Нет, все-таки я не зря провел сутки в дороге — интуиция меня не подвела.
— Маша Лукьянова, — повторяю медленнее и, заметив на подоконнике графин с водой, наливаю стакан.
Женщина берет его дрожащей рукой, делает несколько глотков и уже спокойнее говорит:
— Если вы журналист и…
— Я не журналист, не толкаю вас на разглашение тайны усыновления, не хочу вас в чем-то обличить и тому подобное. Мне просто нужно найти ту девочку, вернее уже женщину. И даже готов оказать вам посильную спонсорскую помощь.
Василиса Леонидовна на этот раз не бледнеет, а краснеет.
— Взятку предлагаете?
— Что вы, — снова пытаюсь ее успокоить, — но вы же сами понимаете, что это здание скоро развалится.