Не слишком церемонясь, меня освободили от ключей, тут же отстегнув саквояж. Несмотря на полученную сумму, бандиты не побрезговали ни моими деньгами, забрав бумажник, ни пистолетами. А вот до брони не добрались — продырявленная и залитая кровью одежда их не привлекла.
Когда меня подхватили за руки и ноги и куда-то понесли, я думал, что помру от боли. Каждое движение бандитов, тащивших меня, вызывало взрывы боли во всём теле. И когда, наконец, пришло спасительное забытьё, я сначала подумал, что костлявая достала-таки меня.
II
Боль заставила понять, что я вовсе не умер. Кто-то раздел меня и теперь смывал с тела кровь. Кажется, руки были женские, и обходились со мной куда аккуратнее, чем бандиты.
— Он будет жить? — услышал я через притихший барабанный бой крови в ушах.
Спрашивал мужчина, судя по надтреснутому голосу, старик.
— Броня спасла ему жизнь, — ответил ему женский голос, такой же усталый от прожитых лет. — Несколько рёбер сломаны, больше треснули, сильно досталось левой руке, но пули и дробь повредили только кожу и мясо, кости и сосуды не задеты. Ему больно, но жить будет.
Я открыл глаза — надо мной склонилась пожилая женщина. Смуглое лицо её напоминало печёное яблоко. Очень грустное яблоко.
— Где я? — только и сумел просипеть. — Кто вы?
— Побереги силы, — вместо ответа произнесла женщина. — Сейчас я буду бинтовать твою грудь. Если ты думаешь, что тебе не может быть больнее, то ошибаешься.
Я хотел сказать ей, что таких глупостей нет в моей голове ещё со времён первых ранений. Но решил поберечь дыхание — оно мне скоро понадобиться. Хотя бы чтобы кричать.
Женщина вместе с пожилым мужчиной принялись ловко ворочать меня с боку на бок, плотно бинтуя грудь, и я не стал сдерживаться — орал белухой. Потом выл, потом скрипел зубами. А после снова провалился в спасительную тьму забытья.
Когда пришёл в себя в следующий раз надо мной сидела всё та же пожилая женщина, в руках она держала миску с горячим бульоном. И как только узнала, что я открою глаза именно сейчас? А может, просто ждала, периодически подогревая питьё, чтобы сразу покормить меня. Ещё с войны терпеть не могу, когда кормят, как дитя малое. Однако выбора у меня сейчас не было, как и сил, чтобы самому держать ложку. Даже пытаться не стал, дав женщине накормить меня. Бульон разлился внутри, наполнив приятным теплом, потянуло в сон — уже нормальный, человеческий сон, а не забытьё.
Проснулся я ночью от того, что мочевой пузырь готов был разорваться. Каждый вдох-выдох всё ещё отдавались болью в рёбрах, однако пришлось пересилить себя. Не в постель же мочиться. Я нашарил под кроватью горшок и кое-как справил в него малую нужду. А ещё думал, что в поезде с пристёгнутым к запястью саквояжем это делать неудобно. Управившись, забрался в пропахшую потом постель, завернулся в одеяло, и снова заснул.
Встал спустя двое суток — сил лежать уже просто не было. Хозяин дома, приютивший меня, помог выбраться на крыльцо. Они жили на отшибе, до города отсюда было около пяти километров. Держали с супругой небольшое хозяйство: кур, пару свиней, огородик, сил на который уходило очень много, отравленная бомбардировками земля ещё только приходила в себя, давая хоть какие-то всходы. Кое-что даже можно было употреблять в пищу без опаски.
— Мы люди пожилые — нам уже нечего бояться, — говорил хозяин дома, набивая трубку душистым табаком. Он предложил и мне, но я отказался — даже на сигареты смотреть не мог из-за боли в груди. — Я продаю в городе яйца, цыплят, покупаю корм, еду, удобрения. Мы с моей старухой никому не интересны давно. Живём тихо-мирно, как мыши за печкой.
Мы сидели на крыльце. Я молчал, стараясь беречь дыхание, а старику как раз такой собеседник и был нужен.
— Ты крепкий, — сказал он, затягиваясь трубкой. — Броня у тебя, конечно, хорошая — я такую только на генералах видал, да и то не на всех. В конце войны только появилась, верно?
Я кивнул. Никогда особенно не интересовался, когда начали массово производить нательную броню, вроде той, что спасла мне жизнь. Я выиграл её у ушлого суперинтенданта, а где тот достал такую ценную вещь, не представляю. Но отыграться он тогда хотел всерьёз — слишком уж крупную сумму задолжал мне. В итоге остался и без денег, и без нательной брони.
— Ты крепкий, — повторил старик, выпуская клуб сизого дыма. — Столько пуль поймал, а уже на ногах.