– Только, пожалуйста, не говори, что видишь три или четыре.
– Нет, только два.
– Хорошо. – Она резко выпрямилась. – Это был Янко? Да?
– Нет.
– Я похожа на дурочку? Скажи мне правду.
Она была совсем не похожа на дурочку. Она была невероятно красивой, но я, конечно, не мог ей такого сказать.
– Нет, не похожи. Но это был не Кенни. Что хорошо. Потому что, если бы это был он, его бы, наверное, арестовали. Его уже исключили из школы за хулиганство. Его бы арестовали, затем был бы суд, и мне пришлось бы давать показания и рассказывать, как он меня избил. Все бы об этом узнали. Мне потом было бы стыдно смотреть людям в глаза.
– А если он изобьет кого-то еще?
Я подумал о мистере Харригане, а затем, если так можно сказать, включил своего внутреннего мистера Харригана:
– Это уже их проблемы. Для меня главное, что он больше не будет вязаться ко мне.
Она попыталась нахмуриться. Но ее губы расплылись в улыбке, и я влюбился еще сильнее.
– Это жестко.
– Я просто хочу жить спокойно, – сказал я. И это была чистая правда.
– Знаешь что, Крейг? Мне кажется, так и будет.
Папа приехал, осмотрел меня со всех сторон и похвалил мисс Харгенсен за ее труды.
– В прошлой жизни я была врачом на ринге, – сказала она. Он рассмеялся. Никто из них не предложил ехать в травмпункт, и я вздохнул с облегчением.
Папа отвез нас домой, всех четверых. Мы пропустили вторую половину танцев, но никто не расстроился по этому поводу. Билли, Марджи и Реджина пережили приключение поинтереснее, чем пляски под Бейонсе или Джея-Зи. Что касается лично меня, я с большим удовольствием вспоминал, как мой кулак со всей силы врезался в глаз Кенни Янко. У него будет изрядный фингал. Интересно, как он собирается объяснять его происхождение? Дык, я врезался в дверь. Дык, я бежал и впилился в стену. Дык, я дрочил, и рука сорвалась.
Когда мы добрались до дома, папа снова спросил, кто это сделал. Я сказал, что не знаю.
– Я почему-то тебе не верю, сынок.
Я промолчал.
– Ты хочешь просто об этом забыть? Я правильно тебя понял?
Я кивнул.
– Хорошо. – Он вздохнул. – Кажется, я понимаю. Я тоже был молодым. В какой-то момент все родители говорят своим детям эти слова, но не все дети верят.
– Я верю, – сказал я.
Я действительно верил, хотя мне было трудно представить собственного отца мелким шпенделем ростом пять футов и пять дюймов в доисторическую эпоху спаренных телефонов.
– Скажи мне только одно. Твоя мама меня бы убила, если бы узнала, что я об этом спросил, но поскольку ее здесь нет… ты хотя бы дал ему сдачи?
– Да. Я ударил всего один раз, зато сильно.
Он улыбнулся.
– Хорошо. Но ты должен понять, что если он нападет на тебя снова, ты заявишь на него в полицию. Тебе ясно?
Я сказал, что да.
– Твоя учительница… кстати, она мне понравилась… Она сказала, чтобы я не давал тебе спать еще как минимум час. Мы должны убедиться, что у тебя нет сотрясения мозга. Будешь пирог?
– Буду.
– А к пирогу – чай?
– Обязательно.
Мы пили чай, ели пирог, и папа рассказывал мне истории о своей юности: не о спаренных телефонах на пять домов, не о школе, куда он ходил – крошечной школе, состоявшей из единственной комнаты, которая отапливалась дровяной печкой, – не о телевизорах, показывавших всего три канала (и не показывавших ничего, если ветер сдувал с крыши антенну). Он рассказал мне, как они с Роем Девиттом нашли в подвале у Роя петарды и принялись их взрывать. Одна улетела во двор Фрэнка Дрискола и подожгла ящик с дровами, и Фрэнк Дрискол грозился пожаловаться их родителям, и папе с Роем пришлось нарубить ему целую гору дров, чтобы он их не выдал. Он рассказал, как его мама случайно услышала, что он назвал старого Филли Лоуберда из Шилох-Черча Вождем Пердунов, и вымыла ему рот с мылом, несмотря на его обещания никогда больше так не говорить. Он рассказал мне о драках «стенка на стенку» – махачах, как он их называл, – происходивших почти каждую пятницу на Обернском роллердроме между ребятами из Лиссабонской средней школы и школы Эдварда, где учился он сам. Он рассказал, как однажды на пляже большие мальчишки стянули с него плавки («Пришлось идти домой, завернувшись в полотенце») и как какой-то разъяренный парень с бейсбольной битой гнался за ним по Карбин-стрит в Касл-Роке («Он утверждал, что я домогался его сестры, хотя я к ней даже близко не подходил»).
Он и вправду когда-то был молодым.
Я поднялся к себе в комнату, чувствуя себя вполне бодро, но действие «Алива», который мне дала мисс Харгенсен, потихоньку заканчивалось, а вместе с ним испарялся и бодрый настрой. Я был уверен, что Кенни Янко со мной распрощался, но не на сто процентов. А вдруг его друзья будут над ним потешаться из-за фингала под глазом? Может быть, даже смеяться? А вдруг он психанет и решит, что нам требуется второй раунд? Если это случится, я вряд ли сумею дать ему сдачи; в этот раз у меня получилось засветить ему в глаз, но тут сыграл фактор неожиданности. В следующий раз Кенни будет начеку. Он изобьет меня до полусмерти, если не хуже.