— Кто спрашивает?
— Шелл Скотт. Я — частный сыщик.
— Никогда не слышал.
Он хотел захлопнуть дверь перед моим носом, но ему помешала моя нога.
— Вы, наверное, не расслышали, что я сказал?
— Расслышал. Его здесь нет. Катитесь отсюда. Вас не приглашали. Усекли, мистер сыщик?
Этот молодой хулиган был именно тем, кого я ожидал здесь встретить, и он начинал меня бесить, этого я не ожидал.
— Вы тоже сойдете, — сказал я. — С таким же успехом я могу поговорить и с вами.
Он пробормотал несколько грязных слов, потом сказал:
— Нога. Уберите ногу.
Я убрал ногу, но, подняв ее, пинком распахнул дверь. Крыс отпрянул на шаг, и дверь с размаху ударилась о стену. Я вошел, не задев его, и очутился в мгновенно притихшей комнате. Двое или трое поднялись со своих мест и злобно уставились на меня. В этой большой комнате было человек двадцать, половина из них — девочки, и все подростки в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Ни один из них не мог помериться со мной ростом, так что Чака Дорра среди них, очевидно, не было. До моего появления они, видимо, безудержно лизались и обнимались. Ликер был представлен в изобилии. Вероятно, все уже успели наполовину «надраться», а тяжелый сладкий запах говорил о том, что среди присутствующих несколько человек курят марихуану. Ликер и марихуана возвышают шпану в собственных глазах, делают их как будто умнее, красивее и сильнее.
Я стоял посреди комнаты под враждебными взглядами всего несколько секунд, потом дверь захлопнулась и молчание прервалось. Те трое, что встали, когда я вошел, направились ко мне, и тот, кто был впереди, низкорослый, коренастый юнец с нежным лицом ребенка, который проводит все вечера, разглядывая порнографические открытки, сказал:
— Катитесь отсюда, мистер. Это — частная вечеринка.
Другой, с худым прыщавым лицом и ярко-красными губами, сказал:
— Потеряйтесь. Сгиньте. Исчезните.
Послышалось еще несколько замечаний столь же остроумных. Присутствие девочек только ухудшало положение, потому что подобного рода шпана под взглядами своих женщин становится еще грубее, вроде тех мальчишек на пляже, которые нарочно носятся вокруг, поднимая ногами тучи песка. Видно было, что девчонкам все это очень нравилось. Среди них пять-шесть были в джинсах, остальные — в туго облегавших фигуру платьях.
Они были недовольны, что я прервал их веселье. Я невольно подумал, что Пэм и ее друг тоже были недовольны, когда им помешали вчера вечером. Я посмотрел на жесткие молодые лица трех подростков, стоявших передо мной, на лица их товарищей и подумал, что никогда еще не видел, чтобы в одной комнате собралось столько порочных и безобразных существ. Я смотрел на одного, другого и спрашивал себя: «Не мог ли он избить Пэм, не его ли пальцы сдавили ее горло?» Судя по их виду, это мог сделать любой из них, и, вероятно, один или несколько это сделали.
Низкорослый коренастый подросток и тот, у которого были ярко-красные губы, уперлись мне в грудь руками и стали отталкивать меня к двери. Я почувствовал, как мое лицо запылало. Так уж я устроен, что ничто так не действует на меня, как физическое насилие со стороны какого-нибудь человека. А сейчас эти ребятишки старались силой вытолкать меня за дверь.
— Руки прочь, — сказал я.
Крыс был слева от меня.
— Да кто ты такой, по-твоему, дубовая голова?
Я посмотрел на него и сунул руку во внутренний карман, чтобы достать бумажник.
— Я уже говорил, кто я, — ответил я.
То ли он ожидал, что я вытащу из кармана что-то другое, то ли просто надеялся испугать меня, но он держал руки за спиной. Когда я вынул бумажник, он вынул правой рукой что-то из правого кармана. Увидев бумажник, он быстро отвел руку за спину, но я успел заметить отблеск света на длинном лезвии ножа. Такой милый, бесправный малыш! Уж так мне стало его жаль.
Я раскрыл бумажник и показал ему фотокопию моего удостоверения, а потом показал его и трем остальным. Это не произвело впечатления.
— А-а, самозванец-полицейский, — сказал Крыс.
Раздались грубые смешки. Я посмотрел на него.
— Начнем с тебя, — сказал я. Я вынул из кармана любительский снимок Пэм и протянул ему. Я ничего не сказал, я хотел видеть, как он будет реагировать.
Он взглянул на фото. Затем стал пристально его рассматривать. Наконец, облизнув губы, он скосил на меня глаза.
— А зачем мне это?
— Ты ее знаешь?
— Не-а. На кой она мне, дубовая ты голова?
— Передай дальше, — велел я. — Пусть каждый посмотрит.
Он все так же, искоса, следил за мной, и сначала мне показалось, что он не собирается повиноваться. Потом он пожал плечами.
— Почему бы и нет?
Он показал фото трем своим товарищам, стоявшим поблизости, и те молча покачали головами. Потом Крыс направился к ближайшему стулу, на котором уместилась юная парочка, дал им фото и что-то пробормотал. Низкорослый парень присоединился к Крысу, и оба начали шептаться, временами бросая на меня быстрые взгляды. Через несколько секунд к ним подошли и остальные двое. В то время, как фото передавалось по кругу, я отошел к стене и прислонился к ней спиной. Я хотел встать так, чтобы видеть их лица, но главное, я хотел иметь за спиной стену. То, что здесь происходило, мне не нравилось.
Разговор становился громче, губы кривились, когда члены банды посматривали в мою сторону. Мальчишки зашевелились, собираясь в одну тесную группу, через полминуты все девочки столпились вокруг одного из диванов, а парни образовали две группы в другом конце комнаты. Они тихо разговаривали, поглядывая на меня и посмеиваясь, как будто подбадривали себя и друг друга перед каким-то действием. У большинства в руках были стаканы с ликером.
Мне очень не нравилась вся эта возня, ибо все они были настоящие хулиганы и громилы, такие же опасные, как взрослые, только моложе. Если они настроятся на такой лад, они могут наброситься на меня всей бандой и, может быть, раскроить мне череп. Но я должен соблюдать вежливость. Ведь они — продукт их среды! Как ни странно, не более, чем все другие люди, включая и меня. Так что я никак не мог вызвать в себе по отношению к ним чувство симпатии.